Кира хотела было ответить, но тут неподалеку раздался громкий заливистый смех, и она повернула голову. В ореховой рощице стояла Влада, в упор глядя на нее застывшим, почти немигающим взглядом, и курила, а рядом с ней ее мать размахивала руками, пытаясь поймать порхающую над травой крапивницу.
— И чего это она вечно смотрит на меня, как на кровного врага… — пробормотала Кира — больше для себя, чем для окружающих, но Антонина Павловна услышала и тут же сказала:
— Не обращай внимания — она практически на всех так смотрит. Своеобразная девушка. И без мата вообще не разговаривает.
— Еще бы, если ее мать… — подхватилась Нина, и Софья Семеновна прищурилась.
— Нина, почему бы тебе не пойти домой! Ты ведь говорила, что тебе еще обед варить. Внучке голодной сидеть, что ли?
— Ой, я и забыла про обед, — Нина поспешно начала собирать свое вязание. — Настя! Домой!
— Не хочу! — заявила Настя, снова плюхаясь на скамейку рядом с Кирой. — Тетя Кира, а почему ты больше не лепишь?
— Расхотелось.
— Ну-у! — та обиженно надула губы. — Вот видишь, теперь одна ушла — как ты ее будешь делать?!
Кира повернулась и увидела, что молодая бомжиха действительно покинула свою «семью» и снова направилась туда, где дворничиха, прислонив косу к стволу ореха, собирала скошенную траву в мешок.
— Зин, ну дай косу! — снова заныла она.
— Да я уже все скосила! — огрызнулась дворничиха в сердцах. — Что ты прицепилась?!
— Ну вон там еще трава есть… — бомжиха протянула ей сжатый кулак. — Зин, ну дай косу! У меня есть три рубля!
Она разжала кулак, показывая дворничихе монеты, и несколько человек во дворе хихикнули.
— Потрясающе! — сказал Сан Саныч. — Вместо того чтобы на бутылку потратить!..
Кира зажала себе рот ладонью, глядя, как дворничиха с неохотным видом принимает деньги и протягивает бомжихе косу. Та на пробу махнула ею в воздухе, после чего отошла в сторону и начала скашивать остатки травы, вернее, пытаться это делать. С ее землистого, испитого лица не сходила улыбка безграничного счастья.
— Зина с ума сошла, что ли?! — пробормотала Антонина Павловна. — Да она же сейчас себе ноги поотрубает!
Бомжиха тем временем срезала еще несколько стебельков, подняв при этом тучу земли и сухих листьев, восхищенно прижала черенок косы к груди, после чего вдруг вскинула косу над головой, словно знамя, и помчалась к остальным бомжам, радостно вопя на бегу:
— У меня коса-а-а! У меня коса-а-а!
Те встрепенулись, и площадка вокруг люка внезапно опустела, словно бомжей неожиданно сдуло ветром. Кира, хохоча, повалилась лицом на стол, чуть не сломав одну из пластилиновых статуэток. Вокруг плескался смех.