Кира аккуратно сидела на диванчике, сдвинув колени, и смотрела точно на него, улыбаясь — слегка, затаенно, как-то заговорщически. Сейчас, даже несмотря на испачканное кровью лицо и всклокоченные волосы, она казалась необыкновенно хороша — да что там хороша… самая красивая женщина, которую он когда-либо в жизни видел, и самая сексуальная. К ней тянуло — тянуло беспредельно, что-то такое исходило от нее мощными толчками — даже от кончиков ее аккуратно лежащих на сиденье пальцев — что-то такое, что хотелось бросить к черту руль, хоть машина и мчалась на предельной скорости, кинуться туда, к ней, содрать с нее одежду и взять женщину — немедленно, много раз подряд… Он дернул губами, задохнувшись, и ее улыбка стала шире и в ней появилось понимание… только вот в ее глазах никакого понимания не было. Они смотрели на него в упор — широко раскрытые, страшные, густо черные, словно в глазницах Киры плескалась расплавленная смола, и из этой черноты ослепительно сияли золотом пронзительные суженные зрачки, и казалось, что они, словно раскаленные золотые иглы, пронзают его глаза до самого мозга.
— Смотри на дорогу, — произнесла она, и голос ее оказался низким, растянутым, словно время вдруг загустело. Юрий послушно повернул голову и вцепился пальцами в руль, глядя на ровное полотно трассы, потом выбил локтем остатки стекла и уставился влево, где неслись стоящие у обочины пылающие факелы — огромные, как телеграфные столбы. Ручки факелов устремлялись в чудовищную высь, навершия отливали бронзой, пламя колыхалось и жарко трещало, заливая дорогу кроваво-красным светом, мешавшимся с мертвенным жалким светом фар. Скалы исчезли. Просыпающееся утро тоже куда-то подевалось — над трассой снова висела ночь — плотная, беззвездная, первобытная, пронзенная красными нитями отсветов.
Его потерянный взгляд метнулся туда-сюда, потом снова перепрыгнул на дорогу, и у Стадниченко вырвался испуганный возглас. На капоте на корточках сидела неизвестно откуда там взявшаяся обнаженная женщина, разведя руки в стороны, словно предлагая Юрию обнять ее. Ее тело было красиво крепкой зрелой красотой, длинные черные волосы вились по ветру и хлестали ее по плечам, на запястьях и предплечьях поблескивали золотые кольца браслетов… но левая нога женщины гладко блестела медью, и пальцы, постукивая по капоту, издавали неживой, металлический звук. Вместо лица у женщины был пылающий овал пламени, и глядя на него, Юрий чувствовал, что она смотрит точно ему в лицо, хотя глаз у нее не было.
— Господи!.. — прошептал он и машинально перекрестил обнаженное пылающее видение. С заднего сиденья донесся тихий смех, и на мгновение перед ним в зеркале обзора мелькнули страшные золотистые зрачки. Женщина на капоте развела руки еще шире, и в нижней части ее лица вдруг открылся черный провал рта, в котором блеснули длинные тонкие изогнутые клыки. Издав страшный вибрирующий вопль, она с размаху прижала ладони к стеклу, и стекло задымилось, расплавляясь и пропуская внутрь скрюченные пальцы с острыми ногтями. Юрий заорал и крутанул руль вправо, потом влево, и машина закружилась на дороге, словно сумасшедший танцор, потом помчалась в обратном направлении, миновала бегущего пса, тот мгновенно развернулся и устремился следом.
— Ведьма! — визгливо закричал он, схватил револьвер и ткнул было им в лобовое стекло, но на капоте уже никого не было, и стекло было совершенно целым. Вращая глазами, Юрий обернулся и навел револьвер на Киру, но вместо револьвера в его руке вдруг оказалась змея, холодная и скользкая. С шипением змеиная голова выстрелила ему в лицо, широко распахнув пасть, и он, вскрикнув, отшвырнул ее в сторону, и змея ударилась о дверцу и упала на пол, но это был уже револьвер. Юрий схватился за руль, но тот превратился в безголовое змеиное тело, живое и подрагивающее. Ключ вдруг начал проворачиваться назад в замке зажигания, и он вцепился в него, силясь удержать, но тот резко крутанулся, разодрав ему ладонь. Дорога двоилась в его глазах, трасса вдруг растеклась перекрестком — три дороги, шесть дорог, девять… Он рванул на себя ручку двери, но та осталась у него в пальцах, а вместо двери перед ним внезапно распахнулась гигантская волчья пасть, и вместо выбитого окна на Юрия взглянули вишневые горящие глаза. Едва успев увернуться, он дернулся к другой двери, но там на него ощерилась огромная змея, приглашающее разинув рот, в котором сверкали длинные ядовитые зубы. Он завопил, бестолково дергаясь из стороны в сторону. Сзади смеялись, и Юрий обернулся, трясясь всем телом, и почти сразу же тоже начал подхихикивать, уставившись в сияющие золотые зрачки. Машина, с заглохшим двигателем, уже никем не управляемая, подпрыгивая неслась в никуда — то ли с горы, то ли в гору — Юрий уже ничего не разбирал, да и неважно это было, потому что в этот момент Кира, смеясь, склонила голову набок, ниже, ниже, ее позвонки противно захрустели, а голова все поворачивалась и поворачивалась, пока подбородок не указал в крышу машины. Ее смех оборвался, она широко раскрыла рот, и из него полезли длинные золотые плети плюща, живые и извивающиеся, поползли по стенкам, мгновенно заплетая их с нежным золотым звоном, оплели подголовники кресел и устремились к горлу Юрия. Он завизжал, суматошно отмахиваясь, но плети уворачивались и тянулись упорно, и он уже чувствовал холодную металлическую хватку на своем горле. Смех, звон и пряный запах зелени наполнили салон, и в этот момент машина подпрыгнула в последний раз и остановилась.
Кира так и не поняла, что произошло.
Она сидела и не могла шевельнуться, только смотрела — смотрела и смотрела, и где-то в груди растекалась знакомая тупая боль. Юрий бесновался впереди, дергался взад и вперед, что-то кричал совершенно безумным голосом, крутил руль туда-сюда, отчего машину бросало из стороны в сторону, и она то принималась вращаться посреди дороги, то снова мчалась вперед, пьяно вихляясь. Иногда он оборачивался и смотрел на нее, и глаза его все больше и больше тускнели, заволакиваясь мутной бледной пленкой, словно у Стадниченко неожиданно началась катаракта, и взгляд его был таким жутким, что ей хотелось вжаться в спинку сиденья, исчезнуть… но она смотрела, и губы ее улыбались против воли. Потом он и вовсе бросил руль, захохотал, закричал и замахал руками, словно отбиваясь от невидимых пчел. Машину мотнуло, она слетела с трассы и помчалась по склону, подпрыгивая на камнях, и отведя на мгновение взгляд от кривляющегося Юрия, Кира с ужасом увидела, что они летят точнехонько к обрыву. Не выдержав, она завизжала, но по прежнему не могла пошевелиться, а боль в груди становилась все сильнее и сильнее, и где-то там, в глубине болезненно и бешено колотилось сердце. Но склон кончился, машина начала замедлять ход, катилась все медленней и медленней и, наконец, остановилась, взметнув тучу пыли, не доехав до обрыва каких-нибудь метра три.
Кира повалилась на диван, прижимая ладонь к груди. Боль была такой дикой, словно что-то пыталось вырваться наружу, разломав ребра и разорвав мышцы. Она дернула ручку дверцы, распахнула ее и вывалилась в утренний воздух, обдирая локти о камень и судорожно дергая губами. Попыталась подняться, и в этот момент из машины выскочил Юрий. Глаза его уже стали совершенно белыми, а голова сплошь серебрилась сединой. В руке он держал свой револьвер, которым размахивал, словно флагом.
— Ведьма!.. — заорал он. Крик получился булькающим, словно Юрий набрал полный рот воды и пытался кричать сквозь нее. Грохнул выстрел, она дернулась назад, так и не поняв, куда он стрелял. Стадниченко подскочил к ней и замахал оружием перед ее лицом. Из его рта летели дикие звуки, похожие на кудахтанье. Кира, едва держась на разъезжающихся ногах, дернулась было в сторону, но Юрий кинулся следом, и тут рядом с ним вдруг, словно соткавшись из еще серого утреннего воздуха, возник забытый черный вихрь с горящими вишневым глазами. Что-то хрустнуло, чавкнуло, и рука Юрия с револьвером мягко шлепнулась на сухую траву. Кира, завизжав и бестолково взмахнув руками, отшатнулась, и земля вдруг ушла из-под ее ног, и она рухнула в пустоту.
В самый последний момент ее пальцы вцепились в торчащий из обрыва ребристый камень, и Кира повисла, слыша как где-то далеко внизу дробно застучали осыпавшиеся камешки. Почти сразу же этот звук перекрыл мерный плеск далеких волн.
Кира подняла голову, ища хоть что-то, за что можно было зацепиться, но везде была лишь сухая земля, гладкие камни и пучки сухой травы. Сверху долетел короткий, сразу же оборвавшийся вопль, и она поняла, что с Юрием все кончено, но сейчас ей не было до этого никакого дела. Внезапно она с ужасом увидела, что камень, за который она держится, медленно выворачивается из земли, и отчаянно завопила. Наверху, совсем рядом раздался шелест травы, сминавшейся под тяжелыми лапами, и над Кирой появилась огромная собачья голова со слипшейся от крови черной шерстью — появилась стремительно, словно пес подскочил к обрыву в нетерпении поскорее увидеть ее падение… или поспособствовать этому. Но пес смотрел не на нее, а на камень.
Она видела его долю секунды, может быть даже меньше… Потом пес наклонился и вдруг окутался серой туманной дымкой, и сам словно стал клубящимся серым туманом. Крошки земли все стремительней высыпались из-под выворачивавшегося камня, вот уже заструился целый ручеек, Кира закричала, вложив в этот крик все оставшиеся силы, а клубящийся туман редел, рассыпался. Камень вывернулся, и в этот, самый, что ни на есть, распоследний миг, Киру крепко схватила за запястье сильная человеческая рука, с которой оползали остатки бесплотного тумана. Вниз протянулась другая, по которой змеился узкий ручеек крови, Кира, стиснув зубы от напряжения, потянулась ей навстречу, и вот уже и второе ее запястье в надежно сжавшихся пальцах. Она суетливо заболтала ногами, пытаясь нашарить опору.
— Не надо, мне так только тяжелее, — сказал Вадим, с окровавленного лица которого стекали последние клочья тумана, исчезая в утреннем воздухе. На его правой щеке темнели глубокие порезы, волосы на виске слиплись от крови, глаза были напряженными и далекими, и где-то в их глубине дрожал, угасая, яркий вишневый огонь. — Вытащу, только не дергайся.
Кира послушно замерла, ошарашено глядя перед собой, и тотчас ее потянули вверх — сначала медленно, потом быстрее, одна рука Вадима перехватила ее за пояс брюк и перевалила через обрыв. Кира приподнялась и проползла несколько метров вперед, мотая головой, после чего повалилась лицом в колючую траву, тяжело дыша. В отдалении послышался шум промчавшейся машины и затих. Рядом хрустнула трава, что-то проволокли мимо нее, послышался стук камешков, потом снизу долетел отдаленный звук удара, и Кира поняла, что это был Стадниченко.
— Жива? — негромко спросил Вадим.
— Вроде, — сипло ответила она и приподняла голову. Сердце уже не болело, и вообще Кира чувствовала себя на редкость хорошо, даже затылок прошел, и все теперь было бы замечательно, если б… если б не то, что она видела.
Она поднялась, пошатываясь, и медленно повернулась. Вадим стоял в метре от нее, глядя куда-то мимо и тяжело, хрипло дыша. Из его простреленной руки бежала кровь, пятная сухую траву. Он был босиком и из одежды на нем наличествовали только старые тренировочные штаны. Князев вытер ладонью окровавленный подбородок, сплюнул, устало посмотрел на Киру, отвернулся, сделал шаг в сторону, и его ноги подкосились. Он тяжело рухнул на колени, потом повалился набок, перекатился на спину и замер, хватая воздух окровавленными губами. Ахнув, Кира мгновенно метнулась к нему, с размаху кинувшись рядом на колени. Все мысли исчезли, все, что она видела, исчезло — сейчас это не имело никакого значения. Она приподняла его голову, обернулась на пустынную дорогу, потом осторожно опустила голову Вадима обратно и начала яростно сдирать с себя майку, как назло путаясь в бретельках, и наконец сдернула, оставшись в одном черном кружевном лифчике.
— Эта гонка… меня доконала… — пробормотал он, глядя на нее, и в его глазах была до боли знакомая теплая усмешка. — Что ты делаешь, Кира? Момент не самый подходящий…
— Вика… научила меня… научила… я сейчас… — зашептала Кира, просовывая сложенную майку под его руку и оборачивая вокруг нее. — Насквозь… кровь идет не так уж сильно… крупные сосуды не задеты…
— Перестань… и послушай меня… у меня мало времени… Там…
ebooksa