И пусть только Кресснер попробует сжульничать. Желание побыстрее дойти пропало. На банковских часах было 11. 09, когда моя правая, а затем левая рука легли на чугунные перила балкона. Я подтянулся, перевалил через ограждения, с невыразимым облегчением рухнул на пол… и ощутил виском стальной холодок — дуло пистолета.
Я поднял глаза и увидел головореза с такой рожей, что будь на моем месте часы Биг Вена, они бы остановились как вкопанные. Головорез ухмылялся.
— Отлично! — послышался изнутри голос Кресснера. — Мистер Норрис, вы заслужили аплодисменты!
— Каковые и последовали.
— Давайте его сюда, Тони.
Тони рывком поднял меня и так резко поставил, что мои ослабевшие ноги подогнулись. Я успел привалиться к косяку.
У камина Кресснер потягивал бренди из бокала величиной с небольшой аквариум. Пачки банкнот были уложены обратно в пакет, попрежнему стоявший посреди рыжего с подпалинами ковра.
Я поймал свое отражение в зеркале напротив. Волосы всклокочены, лицо бледное, щеки горят. Глаза как у безумца.
Все это я увидел мельком, потому что в следующую секунду я уже летел через всю комнату. Я упал, опрокинув на себя шезлонги, и вырубился.
Когда голова моя немного прояснилась, я приподнялся и выдавил из себя:
— Грязное жулье. Вы все заранее рассчитали.
— Да, рассчитал. — Кресснер аккуратно поставил бокал на камин. — Но я не жульничаю, мистер Норрис. Ей-богу, не жульничаю. Просто я как-то совершенно не привык падать лапками кверху. А Тони здесь для того, чтобы вы не сделали чего-нибудь… этакого. — С довольным смешком он слегка надавил себе пальцами на кадык. Посмотреть на него, и сразу ясно: уж он то привык падать на лапки. Вылитый кот, не успевший снять с морды перья канарейки. Мне стало страшно — страшнее, чем на карнизе, — и я заставил себя встать.
— Вы что-то подстроили, — сказал я, подбирая слова. — Что-то такое подстроили.
— Вовсе нет Багажник вашей машины очищен от героина. Саму машину подогнали к подъезду. Вот деньги. Берите их — ивы свободны.
— О"кей, — сказал я.
Все это время Тони стоял у балконной двери — его лицо вызывало в памяти жутковатую маску, оставшуюся от Дня всех святых. Пистолет 45-го калибра был у него в руке. Я подошел, взял пакет и нетвердыми шагами направился к выходу, ожидая в любую секунду выстрела в спину. Но когда я открыл дверь, я вдруг понял, как тогда на карнизе после четвертого поворота: моя возьмет.
Лениво-насмешливый голос Креосиера остановил меня на пороге:
— Уж не думаете ли вы всерьез, что кто-то мог клюнуть на этот дешевый трюк с туалетом?
Я так и застыл с пакетом в руке, потом медленно повернулся.
— Что это значит?