Уголки его глаз наморщились, и он покачал головой.
– В человеческом теле есть сильное чувство самосохранения. И если бродящие во сне лунатики подходят к какой-либо опасности, они обычно просыпаются.
– Но не всегда?
– Ну конечно, есть загадочные случаи падения с лестниц или с балконов. Нет никакой гарантии, что люди сами не хотели причинить себе вред. Но такое происходит не часто.
– А ты никогда не слышал о… – Чарли поколебалась, – о том, что кто-то пытался убить себя во сне?
Их взгляды встретились, и его серо-голубые глаза показались ей такими кристально чистыми, словно он вытаскивал их наружу и отполировывал.
– Нет, – ответил он.
– Как ты считаешь, возможно ли такое?
– Я считаю, что нет. – Он уже открыто посмотрел на ее шею. – А почему ты спрашиваешь об этом?
– Да без всякой причины. Просто любопытно.
Он встал.
– Давай-ка сходим в смотровую комнату и поработаем с тестами. – Он вышел из-за письменного стола и положил руку ей на плечо. – Что-нибудь случилось, Чарли? У тебя на шее скверные отметины.
– О… – Она пожала плечами. – Это я стукнулась… о багажник машины… Распаковывала кое-какое барахло, а крышка сорвалась – и…
Он мягко стиснул ее плечо.
– Ведь ты бы рассказала мне, если бы что-нибудь было не так, правда?
Чарли кивнула, не в состоянии посмотреть ему в лицо, не в состоянии говорить, боясь разразиться слезами. Ощущая его взгляд на своей шее, она чувствовала себя так, будто он исследовал отметины своими пальцами.
30
Следуя за Эрнестом Джиббоном наверх, Чарли едва волочила ноги по скрипучим ступенькам, пахнувшим вареной капустой и душистым освежителем воздуха. Она смотрела на знакомые стены с пейзажами Швейцарии, пока он приостановился, переводя дух, на площадке второго этажа.
Кожа лица его сегодня была особенно дряблой, а глаза за толстыми стеклами очков глубже погрузились в глазницы. Он дышал короткими одышливыми глотками, словно проколотый мячик. Подойдя к комнате матери, он легонько постучал в дверь.
– У меня тут пациент, мама. Я там оставил обед и запер входную дверь.