Последнее предложение

22
18
20
22
24
26
28
30

— Мне не до семантики. Я должен узнать, что происходит… Возможно, она знает, как… Тогда, возле Тарасовки, когда я спросил его, зачем он это делает, Денис сказал, что делает это, потому что закончен. Его нельзя убить. Но его можно изменить.

— Он мог сказать тебе, что угодно, — хмуро буркнул Нечаев.

— Возможно. Но он мог и проболтаться, — Роман усмехнулся. — Видишь ли, ты уже мог заметить, что то, с чем мы столкнулись — зло, демон, развеселый покойничек — называй, как хочешь! — но это что-то весьма болтливо. Болтливый, пафосный, кровожадный сучонок с манией величия… и почему-то он мне чертовски знаком не только внешне… — Савицкий потер рассеченную осколком щеку. — Ты знаешь, Петрович, мне даже само происходящее — все эти штабеля трупов с некоторых пор кажутся чертовски знакомыми.

— Ты о чем?

— Почему тогда, у трамвая, ты меня отпустил, а, Валерк? — вдруг спросил Роман, вытягивая из пачки сигарету. — Ты был весь такой из себя разгневанный служитель закона и вдруг заявляешь — а, впрочем, идите, гражданин Савицкий, утомили вы мой взор, займусь-ка я чем-нибудь еще… Что ты увидел? Ты ведь что-то увидел, не так ли?

— На оконном стекле была цифра, — каким-то задушенным голосом сообщил Нечаев. — Пальцем кто-то написал. Римская «пять».

— Да, теперь и я вспомнил… Во «Дворце» он изобразил римскую восьмерку на столе, — с глухой яростью произнес Роман. — Но это было сегодня! А ты…

— В комнате Аберман на стене была нарисована римская «три». Зеленкой, — Валерий не смотрел на него. — На машине, которая сбила Спирина… на грязном крыле тоже пальцем кто-то написал цифру. Четыре. Я думал, случайность, потому что это никак нельзя было… Даже после трамвая я все еще думал, что…

— И это называется все выложить?!

— Но я больше не видел никаких цифр — ни разу! — рявкнул Нечаев. — И ты тоже!

— Может, они и были, да кто-то их стер случайно, или сами собой исчезли, — Роман досадливо сжал губы, потом подумал о прутике в детской руке, вырисовывавшем в пыли снежинки. Нахмурился и покачал головой, потом встал и огляделся. Подошел к журнальному столику, взял валявшуюся рядом с газетой ручку и нарисовал на полях газетного листа три пересекающиеся линии.

— А такое видел где-нибудь?

Валерий подошел, взглянул на рисунок и хмыкнул, потом прищурился.

— Вроде бы не… Возле машины Шмаева такое было, когда он уже… Мелом на плитке нарисовано, но я не обратил внимания… это не цифры, просто детский рисунок, скорее всего он был там уже давным-давно. Только… — он отнял у Романа ручку и нарисовал рядом со снежинкой еще две. — Вот такой он был. А что?

— Денис такое нарисовал при мне… Я думал, он просто забавляется… потому и тебе не сказал. Оба сваляли дурака. Вот что значит не обращать внимания на мелочи.

— Я вначале думал, он их нумерует — убитых, в смысле, — пояснил Валерий. — Но в первых трех случаях ничего не было, да и по нумерации тогда бы не совпало… а потом номеров больше не попадалось…

— Но они были, я уверен, — Роман хмуро посмотрел на дополненный Валерием рисунок. — И он действительно нумерует… но не убитых.

— Тогда что же?

Роман отвернулся и подошел к книжному шкафу. Открыл дверцу, пробежал пальцами по корешкам книг, потом спросил, не оборачиваясь.

— А ты ведь, Валера, читаешь эти книжки, верно?