Демоны ночи

Окна фасада все так же ярко сияют во тьме. Входная дверь закрыта. Или нет, вроде чуть приотворена. Точно. Сквозь крохотную щель на улицу пробивается свет. Странно. Сейчас не лето.

Павел неуверенно постучал, но реакции не последовало.

– Чего там! – воскликнула Лилька. – Заходи, не стесняйся! Нас же ждут. Наверное, недавно выходили встречать, вот и не закрыли как следует.

Юноша послушался и, отворив дверь, вошел внутрь. Никого.

– Эй?! – крикнул он. – Хозяева, ау?!

– Чего попрятались? – вторила ему Лилька. – Мы приехали! Светлана?! Светлана Петровна. Это мы… Лиля и Павел.

Павел остановился, прислушался. Тишина.

– Может, ты толком не договорилась? – обернулся он к девушке. – Время не сообщила.

– Да ведь при тебе разговор был, – огрызнулась она. – Сказано: приедем в семь. Сейчас, – она взглянула на свои часики, – начало восьмого. Так что мы прибыли в самый раз.

– Да где же они? Хозяева?!

– Знаешь что, – сказала Лилька, – давай разденемся и пройдем в дом. Чего мы топчемся в прихожей. Может, они специально разыгрывают нас. Шутка такая. У богатых всегда с наворотами. Любят фокусничать.

– Действительно, скорее всего, ты права, – отозвался Павел. Он снял куртку, разулся. Помог девушке и, подхватив пакет с тортом, прошествовал из прихожей в глубь дома. Вот и знакомая комната, вернее, холл с камином. Полностью включено все освещение. Картины, рыцарские латы… На низком столике начатая бутылка вина, пузатый бокал с налитой на треть пурпурной жидкостью, вазочка с орешками. Тут же лежит трубка мобильного телефона. Большое полено в камине не горит открытым пламенем, но тлеет, испуская струйки белого, ватного дыма.

– Да тут она где-то, – с легкой досадой произнесла Лилька. – Вон, видишь, бутылку откупорила, дожидаясь нас. И камин топится.

– Почему никто не появляется? В прошлый раз стоило позвать, и тут же являлась женщина. Кто она там?.. Служанка или домработница. И мужик этот… Телохранитель, что ли… Где же они все?

– Да и хрен с ними, – равнодушно отозвалась девушка и уселась в кресло перед столиком. – Придут. – Она взяла один из стоявших на столике чистых фужеров, наполнила его вином.

– Продрогла я что-то, – извиняющимся тоном сообщила она и одним глотком выпила половину, потом бросила в рот горстку орехов. – Советую последовать моему примеру. Нас пригласили. Мы пришли… Это, конечно, хамство, подобным образом встречать гостей. Ну так и мы будем вести себя по-хамски. Вернее… – она иронически усмехнулась и по-кошачьи облизнула губы, – непринужденно.

Павел тоже налил себе вина, сделал пару глотков, но красная кислятина не лезла в горло, и он отставил бокал в сторону. Потом подошел к камину, взял изящную медную кочергу в виде багорика, поковырял полено, вызвав усиление дыма, но пламя не желало появляться. Возиться с камином ему быстро надоело, и, поставив кочергу на место, он от нечего делать принялся изучать живопись на стенах. Здесь присутствовали в основном морские пейзажи, по-видимому, копии Айвазовского, а также портреты. На одном запечатлен мужчина в расцвете лет, с грубым, словно вырезанным из дерева лицом, низким лбом и массивной челюстью. Поясной портрет явно подражал живописи Возрождения. Мужчина был облачен в свободную бархатную толстовку, спадавшую складками с жирных плеч на манер средневековой блузы. Он сидел перед итальянским окном, за его спиной виднелся горный хребет, окутанный полупрозрачной дымкой. Рядом висела другая картина, тоже поясной портрет, выполненный в той же манере, что и первый. Женщину, изображенную на нем, Павел узнал сразу. Хозяйка дома. Было ясно: обе «парсуны» малевала одна рука, но если первая картина казалась грубой базарной мазней, то вторая производила более благоприятное впечатление. Возможно, причиной этому была внешность. Резкие черты лица мужчины казались доведенными до гротеска. И фоном для этой рожи, подумалось Павлу, подходит вовсе не идиллический пейзаж, а тюремная камера с зарешеченным окном. Скорее всего у художника присутствовало то же мнение, поскольку он придал облику заказчика карикатурные черты. А может, никакой карикатуры и не намечалось. Просто оригинал оказался именно таким, каким его изобразили.

Портрет неизвестно куда девшейся Светланы Петровны, донельзя идеализированный и приукрашенный, тем не менее нес определенное настроение. Дама сидела у того же итальянского окна, что и мужчина, но пейзаж за ним виделся совершенно другой. Это было бурное море с терпящим бедствие парусным кораблем. Мрачный фон резко контрастировал с безмятежным холодным лицом, словно подсвеченным внешним источником. Складывалось впечатление, что на полотне изображены два совершенно разных мира.

Единственным заметным различием между живописным полотном и оригиналом был, насколько помнил Павел, разный цвет волос. Женщина на портрете – темно-русая, тогда как Светлана Петровна скорее брюнетка.

И при первом знакомстве ему показалось: они уже как-то встречались. Это ощущение тут же исчезло, но теперь всплыло вновь. И тут он вспомнил. Именно с этой или очень похожей на нее дамой он очнулся рядом в той злополучной квартире, откуда все и началось. Только та была, по-видимому, мертвой. Но мертвой ли? Да и случилось ли все взаправду? И что все это значило?