– Лучше не бывает. Там не нужно искать, – непонятно ответила она. – Можно сходить в Верхний мир. Он – маленький, грехов на нем нет. Может, там сидит.
– Откуда ты идиш знаешь? – удивленно спросил у Кати Бурышкин.
– Какой такой идиш?
– Язык еврейский. С кем ты на нем говорила?
– С одним там… Сюда просился.
– Ты можешь материализовать потустороннюю сущность? – не отставал Никифор.
– Непонятно говоришь. И не мешай, я должна закончить начатое.
Бурышкин примолк. Фира тихо плакала. Потрясенная Вера стояла с разинутым ртом.
Катя вновь ударила в бубен. На этот раз звук казался мягче и уже не походил на вздохи. Скорее он напоминал мелодичный рокот горного ручья. Колокольчики звучали нежно и убаюкивающе, а блики света от блях колпака напоминали весенних, солнечных зайчиков. Душная кухня вдруг наполнилась запахом цветущих яблонь.
Катя вновь произнесла несколько слов, но не на идиш, а на каком-то ином, похоже, восточном языке, на этот раз мягко и просительно. По-видимому, она получила ответ, потому что перестала бить в бубен, утерла пот со лба и засмеялась.
– Что?! – отрывисто спросила Фира. – Говори, что?!
– И там его нет, – спокойно сообщила Катя.
– Как же это понимать?
– Среди живых искать надо.
– Уж сколько лет я это делаю. Безрезультатно.
– Ладно, попробую и в этом помочь. Только может не получиться. Фотография надо.
– Где же ее взять?
– Иди, спи. Завтра говорить будем.
Стояла глубокая ночь. Катя все возилась в своем углу, кряхтела, что-то еле слышно бормотала… Не спал и Никифор. Он размышлял о только что виденном и слышанном. Результат был нулевым, но само камлание впечатляло. До сих пор Бурышкин только слышал о подобных вещах. А тут, прямо на глазах, в обычной коммунальной московской квартире… Нет, не зря он привез Катю с далекого Алтая!
– А скажи, Катя, – наконец не выдержал Никифор, – разве один и тот же шаман может проникать и в Верхний, и в Нижний миры?