Кровавый шабаш

22
18
20
22
24
26
28
30

– Да, птицы здесь уже побывали, – подтвердила Малевич, – глаза выклеваны. Скорее всего лежит он здесь второй день.

– А убит когда?

– Тоже дня два как.

– Что прокуратура скажет? – обратился майор к Дымову.

Тот развел руками.

– Следы?

– Явных следов нет. Все заросло, открытый грунт отсутствует, – сообщил Судец, – трава кое-где примята. Ни окурков, ни прочего. Чисто сработано. Может, и проглядел чего. Темнеет ведь. Завтра еще раз посмотреть можно.

– Тащил-то его не один человек, а наверняка двое, голова опять же… Посмотрите, нет ли под ним чего.

Судец дернул труп за ноги и стащил целиком на могильную плиту. Теперь можно было прочитать надпись на памятнике:

«Морис Фурнье

1857 – Руан – Франция, 1916 – Тихореченск. Мир его праху».

– Француз какой-то, – недоуменно проговорил Судец. – Откуда у нас французы?

– А вы, смотритель, что знаете про эту могилу? – спросил Буянов.

– В данном захоронении лежат несколько человек, – охотно заговорил Кувалдин. – Сам Фурнье, его жена и их сын Жером. Этот, – он кивнул на труп, – закрывает остальные надписи, они на горизонтальной плите. Фурнье владел кондитерским производством. Нашу кондитерскую фабрику знаете? Ему принадлежала. Позже младший его сын, тоже Морис, работал на этой фабрике, национализированной, конечно…

Женя понемногу пришла в себя. Ей было стыдно – никак не ожидала от себя подобной реакции. Ведь и в морге бывала… На нее, казалось, никто не обращал внимания. Каждый занимался своим делом. Неожиданно Женя услышала фамилию Фурнье. Где она ее уже слышала? Как будто совсем недавно. Ага. И про кондитерскую фабрику. Ведь такая фамилия была у дедушки Вержбицкой! Точно! Ей еще рассказывала эта пряничная старушка-соседка Вержбицкой.

Женя робко тронула Буянова за рукав пиджака:

– Николай Степанович, я тут…

– Да не расстраивайся. Вполне естественная реакция.

– Я не о том. Понимаете, у Вержбицкой та же фамилия, что на памятнике.

– Чего-чего?