— О, ну я не знаю. Просто у меня такое предчувствие.
Она взяла бокал обеими руками и отошла подальше в угол.
— Так или иначе, не обращайте на меня внимания, девчонки. Я просто, как бы это сказать, перевозбудилась.
Ундина расхохоталась и продолжила шинковать сельдерей. Нив вспыхнула.
— До чего же Нив легко смущается, — поддразнила ее Моргана, но в глазах ее смеха не было.
Нив вытащила сигарету и принялась прикуривать.
— Ничего, если я закурю, Ундина?
— Только не сегодня, — ответила та, пожав плечами. — К. А. должен прийти.
— Это правда, Морри? — Нив посмотрела на Моргану.
— Правда, правда. — Моргана скривилась. — Мой маленький Кака. Так и не смогла отвадить его.
Нив улыбнулась.
— О-о-о! Кажется, Нив втрескалась… — подколола ее Ундина.
Моргана вдруг почувствовала, что устала от своих подруг. Какие же они… маленькие еще. Даже Ундина. Но некое другое чувство не давало этому раздражению разрастись — какая-то жажда переполняла ее, столь глубокая, абсолютная, ненасытная, что Моргана практически ощутила, как у нее потекла слюна.
Ундина Мейсон.
Моргане хотелось быть рядом с ней, поглотить ее. Она окинула взглядом кухню: духовка «Викинг», ровные ряды сверкающих в шкафах бокалов, все чистенькое и дорогое. Не то что у них на кухне: старые разномастные банки от варенья, мебель даже не кухонная, а из гостиной, дешевые мамины тарелки с голубыми цветочками, те самые, от бабки Лили, которые она привыкла считать хорошенькими. К. А., казалось, было наплевать на обстановку — он спокойно спал на полусинтетических простынях и наворачивал приготовленный Ивонн соус «Три боба», словно это была черная икра. Моргана же всего этого не выносила. Она ничего не могла сделать с покрытыми ламинатом стенами и пластиковыми полосками, которые Ивонн приклеивала на рамы, пытаясь придать им вид «под старину», но в собственном углу Моргана наводила свой порядок. Покупала высококачественные хлопковые простыни и выбрасывала прочь всякое дрянное рукоделие, которое мать, бабушка и многочисленные тетки пытались ей всучить. Они говорили, что все это «прелестно».
Прелестно, как же! Прелестная гадость!
Моргана вдруг ощутила, что впивается ногтями в собственные плечи. Когда она разжала пальцы, на коже остались отметины в виде красных полумесяцев.
— Пойду освежусь, — объявила она.
Ундина и Нив, погруженные в разговор о каких-то идиотских делах средней школы, едва кивнули.
Моргана смотрела, как они смеются, стоя почти вплотную, и думала: «Нив и Ундина даже не подруги. Нив — моя подруга. Но что это за подруга, если она отнимает у меня брата?»