— Ладно, — Аврора поднялась. — Я принесу тебе поесть…
— Погоди минутку. Я еще хотел спросить…
— Ну?
— Кем ты приходишься Алану? Ты живешь в его квартире, и…
— Никем я ему не прихожусь, — фыркнула она. — Не задавай дурацких вопросов.
Не знаю, зачем она тогда соврала мне. Может быть, она и сама не знала.
Очень скоро я начал ощущать происходящие во мне изменения. Особенно сильно моя искаженная природа давала о себе знать в толпе: я стал очень остро чувствовать исходящие от людей запахи, и в первое время я терялся, пытаясь справиться с лавиной впечатлений. Особенно сильно выделялся один запах — пряный, солоноватый, с привкусом железа, — и впервые услышав его, я сразу понял, что так пахнет. От одного лишь намека на этот запах все мое естество охватывало лихорадочное возбуждение, и где-то в области солнечного сплетения возникала глухая тянущая боль. Низменные инстинкты боролись с разумом, и иногда мне становилось страшно, что они победят.
Я пытался держаться в стороне от людей, но в большом городе это было почти невозможно. Учебу пришлось на время оставить, и я оформил академический отпуск и переехал в съемную квартиру — в заполненных молодыми парнями и девушками аудиториями, и в одной тесной комнате с двумя приятелями жажда становилась невыносимой. Я еще сдерживался, но не знал, на сколько меня хватит. Да и Дикки с Василем могли увидеть, что с мной не все ладно.
Видя, как я маюсь, Аврора сжалилась и взяла надо мной шефство. Она объяснила, как можно отвлечься от жажды, и она же дала мне несколько наглядных уроков заманивания жертв.
— Самое главное, — поучала она, — устроить так, чтобы они ничего не помнили. Это не сложно. Ты смотришь им в глаза, они засыпают, а просыпаясь, помнят только, что вдруг потеряли сознание.
— Но я не умею усыплять взглядом! — паниковал я.
— Глупенький, это умеют даже самые слабые. Ты только попробуй, и все поймешь. И вот еще — ни в коем случае не кусай их ни за шею, ни за какие другие части тела. Вообще старайся оставлять как можно меньше следов. Аккуратный порез, пара глотков — и дело в шляпе.
— Пара глотков? Всего-то?
— Этого достаточно, чтобы поддерживать тонус. Конечно, если ты носферату, то можешь позволить себе большее, но нас — тебя и меня, — это не касается. А выбирать тебе лучше молоденьких девушек, любая с тобой пойдет с радостью куда угодно и ничего не заподозрит.
— Ну уж прямо куда угодно, — возразил я и задумался. — Аврора, а как узнать, носферату ты или нет?
— Узнаешь, — пообещала она, но так ничего и не объяснила толком.
Изменилось мои взаимоотношения с луной и солнцем. Днем я не испытывал особенных неудобств, разве только яркий солнечный свет резал мне глаза, и кожа стала быстро обгорать и шелушиться, как это обычно бывает, когда слишком долго пролежишь на пляже под солнцем. Но я не из любителей ядреного загара, и поэтому необходимость как можно больше находиться в тени не слишком меня расстроила. С лунным же светом все обстояло ровно наоборот. Луна тянула меня к себе, хотя после той «первой» ночи я думал, что, напротив, буду ее избегать до конца дней. Я и раньше любил гулять ночью, а теперь открыл в ночном городе новое очарование. К тому же, после захода солнца на улицах становилось заметно меньше людей.
Алана я не видел довольно долго, несколько месяцев, но совершенно не беспокоился по этому поводу; Аврора, к которой я искренне привязался, помогла мне постепенно освоиться в новой ипостаси, и я даже смог вернуться в институт и продолжить учебу, поскольку не реагировал уже так остро на запах крови. Появлению же Алана, учитывая обстоятельства, я не обрадовался.
Наши отношения с Авророй были совершенно безоблачны, стороннему наблюдателю могло даже показаться, что мы любим друг друга. Мне, честно говоря, тоже в те дни так казалось. С Авророй было хорошо, и не только в постели. Я был без ума от младенческой упругой пухлости ее форм, от маленьких ручек и — особенно — ножек, которые нравились мне так сильно, что я даже подарил Авроре несколько тоненьких ножных браслетов, восхитительно оттеняющих смуглую гладкость ее кожи.
Одно только обстоятельство меня смущало: все наши моменты близости происходили в квартире Алана, и никак иначе, как будто это место было заколдовано, и Аврора могла предаваться любви только там. Это попахивало то ли мистикой, то ли своеобразным извращением. И самое странное — мы ни разу не застали хозяина квартиры. То ли Алан уехал, то ли специально подгадывал время… Постепенно я уговорил себя поменьше думать об его странностях, приняв точку зрения Авроры: Алан настолько стар, что нам его не понять.