Увы, из почти-забытья меня вырвал тихий стук в дверь. Я с трудом оторвал тяжелую голову от подушки. В комнате было темно. Окна были занавешены плотными шторами. Я не открывал их, потому и с утра комната тонула в сумраке, сейчас же ее заполняла именно темнота. Циферблат часов бледно светился слева на прикроватном столике. Шесть вечера. Ноябрь: длинные ночи и короткие дни.
Стук повторился. Не притвориться ли спящим? В конце концов, почему меня не могут оставить в покое — даже сегодня?! Неужели, черт возьми, это так трудно? Я щелкнул выключателем ночника и сел на кровати, раздраженно сказал хриплым со сна голосом:
— Я не сплю.
— Извини, Илэр, — произнес Кристиан, появляясь на пороге. — Не хотел тебя будить, но пришел человек из полиции, он хочет с тобой поговорить.
— Что, прямо сейчас? Завтра никак нельзя?
— Он настаивал, чтобы сейчас. Впрочем, если хочешь, я попробую его вытурить. Скажу, чтобы приходил в другой раз.
Любопытно, подумал я. Сначала будит человека, а потом говорит: если хочешь, перенесем разговор. Похоже, Кристиан уже сам не понимает, что делает.
— Где он?
Я уже почти проснулся и сумел сообразить, что до сих пор одет в костюм, в котором ездил на кладбище. Не самый подходящий наряд для дома. Я принялся стягивать пиджак.
— Так ты спустишься?
— Да. Только переоденусь.
— Хорошо. Мы ждем тебя внизу.
Сменив костюм на тонкий свитер и джинсы, я снова присел на кровать. Слегка кружилась голова, под ложечкой более чем ощутимо сосало. Что это вдруг? Ах да, я же сегодня еще не ел. С утра не смог запихнуть в себя ни кусочка, едва не поперхнувшись первым же глотком кофе.
Передо мной на противоположной стене проступало призрачное пятно зеркала; в его глубинах маячило мое смутное отражение. Я, словно зачарованный, вгляделся в него. Боже, неужто это и впрямь моя физиономия?! Под темной взъерошенной массой волос бумажно-бледное лицо с синюшными кругами вокруг глаз. Подбородок подпирал темный же воротник свитера; лицо, — бледный призрак, — парило во тьме. Вот жуть-то. Да, вид мой оставлял желать лучшего. Впрочем, ничего удивительного, после всего-то пережитого. Я встряхнулся и поспешил выйти из комнаты.
Гостиная была освещена теплым желтым, приглушенным светом, лившимся из многочисленных крошечных светильников, встроенных в стены. Спрятаны они были так хитро, что незнающий человек сразу бы их не заметил. Подобная изобретательность Кристиана проистекала, надо думать, из его нелюбви к открытому яркому свету.
Кристиан стоял у бара. При моем появлении он повернулся со стаканом в руках:
— Хочешь вина, Илэр?
Я согласился. Не подумайте, что я такой уж любитель крепких напитков, просто в тот вечер я чувствовал настоятельную потребность снять хотя бы часть сковавшего меня напряжения. Особенно перед беседой с представителем полиции, которой неодобрительно смотрел на меня с дивана. Полицейский был молод — лет тридцать, не больше, — убийственно серьезен и одет в штатское.
— Илэр Френе, я полагаю? — поинтересовался он официальным тоном, вставая мне навстречу. Фразы его звучали резко, он как будто отрубал каждое слово. — Позвольте выразить вам соболезнования по поводу потери отца.
Я промолчал и отпил вина.