— Ты мне звонил?
— Ну а ты как думаешь? Пропал без предупреждения, ни на уроках, ни после уроков тебя нет. Разумеется, я звонил тебе домой. Первый раз попал на копа, а потом вообще никто трубку не брал. И дверь у тебя вся опечатана копами. Так что стряслось?
Только сейчас до меня дошло, что и кто-нибудь еще, кроме Хозе, мог прогуливаться мимо моего дома и видеть все те желтые гирлянды, что навешали на него полицейские. Я жил, правда, далековато от центра и от школы, практически на отшибе, но кто-нибудь любопытный мог и забрести.
— Кто еще пытался заглянуть ко мне в гости, Хозе? — спросил я.
Он пожал плечами.
— Кажется, никто. Но я не уверен. Если кто и пытался, держит язык за зубами. Как и я, — прибавил он значительно. — В школе никто ничего не знает. Ну? Илэр?
— Давай поговорим на большой перемене? Нам уже пора.
Мы уже действительно опаздывали. Взглядом, полным презрения, Хозе проводил спешащих мимо нас мальков, временами переходящих на бег. Ребята явно заботились о том, чтобы попасть в класс вовремя.
— Ладно, тогда до перемены. Встретимся на стадионе, на трибуне.
На большой перемене Хозе опередил меня. Когда я подошел к трибунам, то увидел его сидящим на одной из верхних скамеек. Он жевал бутерброд, запивая его соком из пластиковой бутылки, и наблюдал за мальками, затеявшими на поле шумную игру в салки. Он казался полностью поглощенным их возней, но меня заметил сразу, и замахал рукой, привлекая мое внимание. Я подошел и сел рядом.
— Хочешь есть? — спросил Хозе, протягивая мне надкусанный бутерброд. Я покачал головой. — Ну, тогда давай, рассказывай. Времени у нас немного.
— Что рассказывать? — тупо спросил я.
Хозе посмотрел на меня, словно на законченного идиота, и нарочито медленно и внятно проговорил:
— Все рассказывай. Где бывал, что поделывал, и почему полиция вдруг облюбовала твой дом.
Я вздохнул. Рассказывать не хотелось. Разумеется, если я даже выложу всю правду, Хозе не вообразит, что я наврал с три короба, и не объявит меня сумасшедшим, он и сам чокнутый, так что дело было не в этом. Просто я не хотел еще раз проходить через весь испытанный мною ужас. Хватит с меня и двух раз: сначала я рассказывал Кристиану, потом — Эмонту Райсу. Кроме того, мне хотелось бы избежать втягивания в неприятности лишних людей. То есть не лишних… Хозе все-таки был моим другом, и я чувствовал бы себя виноватым — это слабо сказано — окажись он под прицелом моих клыкастых знакомых. Если я расскажу ему правду, то как я могу знать, что не подставлю его? За ним-то не таскается эскорт из полицейских, как за мной.
— Э, дружище, — озадаченно протянул Хозе, взглянув на меня. — Что-то ты сбледнул с лица. Серьезная беда стряслось, да?
Я отвернулся и сипло (горло сдавило) сказал:
— Ты только не болтай. Не хватало еще, чтобы все ходили и выражали свои соболезнования.
Я рассказал-таки Хозе все, как было. То есть, не совсем все. «Потустороннюю» часть истории я опустил. Хозе слушал меня внимательно и очень серьезно; при этом ни разу за все время, пока я говорил, не оторвал от меня взгляда. Первое, что он сказал, когда я замолк, было:
— Если хочешь, можешь пожить у меня, Илэр.