Вскоре после рассвета Иг забрал из литейной свои вилы и как был, все еще голый, вернулся к реке. Он зашел в воду по колено и встал, не шевелясь, а солнце ползло по безоблачному небу все выше и выше, припекая ему плечи.
Через какое-то довольно долгое время он заметил коричневую форель примерно в ярде от его левой ноги. Форель парила в воде над песчаным дном, взмахивая иногда хвостом и глупо пялясь на Иговы ноги. Иг занес вилы, Посейдон со своим трезубцем, крутанул древко в ладони и метнул. Вилы попали в цель с первой попытки, словно острожить рыбу было его любимым занятием, словно он делал это тысячи раз. В общем-то, это не слишком отличалось от метания копья, которому он обучал детей в лагере «Галилея».
Иг зажарил рыбу тут же на берегу в собственном дыхании, извлекая из своих легких жар, вполне достаточный, чтобы воздух искажал контуры предметов, и на глазах чернела трепещущая рыба, достаточный, чтобы придать ее глазам цвет вареного яичного желтка. Он не умел еще выдыхать огонь подобно дракону, но считал, что со временем это придет.
А вызвать обычный жар он мог без труда, только и делов, что подумать о чем-нибудь ненавистном. По большей части он сосредоточивался на виденном в голове Ли: Ли, медленно поджаривающий свою мать в духовке ее смертного ложа, Ли, затягивающий галстук на горле Меррин, чтобы она не кричала. Воспоминания Ли теснились теперь в голове Ига, это было как если бы его рот был полон аккумуляторной кислоты — ядовитая жгучая горечь, которую нужно поскорее сплюнуть.
Поев, Иг вернулся к реке, чтобы отмыться от форельного жира; вокруг его ног скользили водяные змеи. Он окунулся и вынырнул, отфыркиваясь, по лицу его текла холодная вода. Затем он вытер глаза тыльной стороной худой, почти красной руки, пару раз моргнул и уставился вниз на свое собственное отражение. Может быть, все дело было в каком-нибудь фокусе текущей воды, но теперь рога казались больше, толще у основания, их кончики стали загибаться внутрь, словно намереваясь сойтись на середине черепа. Его кожа приобрела глубокий красный цвет. Его тело было без единой отметины, ловкое и изящное, как у морского льва, череп стал гладким, как дверная ручка, и лишь шелковистая бородка каким-то образом сумела не сгореть.
Иг покрутил головой в одну и другую сторону, рассматривая свой профиль. По размышлении он решил, что выглядит ну в точности как романтичный беспутный молодой Асмодей. Его отражение повернуло голову и лукаво ему подмигнуло.
— Ловить и отпускать? — спросил Иг.
Его отражение скривилось от смеха, непристойный судорожный возглас вороньего веселья, похожий на взрывы цепочки хлопушек. Вскинув голову, Иг увидел, что это и вправду ворона — взлетела со скалы Гроб и удаляется прочь. Иг подергал клок волос на подбородке, свою интриганскую бородку, вслушиваясь в лес, в гулкую тишину, и через какое-то время уловил новый звук, голоса, доносящиеся с реки. Чуть позже прозвучал короткий далекий вой полицейской сирены.
Иг торопливо вскарабкался на холм, чтобы одеться. Все, что было на нем в литейной, сгорело вместе с «гремлином», однако он вспомнил заплесневелые старые одежки, развешанные на ветвях дуба нависавшего над началом тропы Ивела Нивела: грязное черное пальто с порванной подкладкой, один черный носок и голубая кружевная юбочка, словно прямиком из какого-нибудь клипа Мадонны начала восьмидесятых. Иг стянул эти грязные наряды с веток. Натягивая на бедра юбку, он вспомнил правило Второзакония 22:5, что мужчина не должен одеваться в женское платье, ибо мерзок перед Господом Богом своим всякий, делающий сие. Как начинающий повелитель ада Иг относился к своим поступкам крайне серьезно. Но раз пошла такая пьянка, режь последний огурец (только постарайся не оттяпать себе пальцы). Однако он надел под юбку носок, потому что юбка была короткая, а Иг отличался стеснительностью. Завершением стало жесткое черное пальто с рваной клеенчатой подкладкой.
Иг пошел на голоса, волоча по земле свои вилы; из голубой кружевной юбочки сверкала его голая красная задница. Еще не дойдя до деревьев, он заметил справа в траве что-то золотое, блестящее. Иг попытался рассмотреть, что же это такое, а жаркая искра в траве мигала и мигала, посылая ему срочное несложное сообщение:
Они уже нашли машину; ее отнесло течением до песчаной косы, чуть ниже старого ярмарочного моста, где местные дети жгут ежегодно костер, отмечая окончание лета «Гремлин» выглядел так, словно пытался выехать на берег, передние колеса увязли в мягком песке, багажник ушел под воду. На косу поближе к «гремлину» выехало несколько полицейских машин и машина-буксировщик. Другие автомобили — патрульных полицейских, но также местных оболтусов, остановившихся поглазеть, — стояли вкривь и вкось на гравийной площадке ниже моста. На самом мосту тоже скопилось множество машин, люди стояли вдоль перил и смотрели вниз, трещали и лопотали полицейские рации.
«Гремлин» не был похож на себя, с него облезла вся краска, а металл корпуса обгорел до черноты. Коп в рыбацких сапогах открыл пассажирскую дверцу, и из нее хлынула вода. Поток вынес какую-то рыбку, она сверкнула на солнце радужными плавниками и глухо шлепнулась на мокрый песок. Коп в рыбацких сапогах спихнул ее в воду, она мгновенно оправилась и метнулась прочь.
На косе стояла кучка полицейских в форме, они пили кофе и смеялись, даже не глядя на машину. Прозрачный утренний воздух доносил до Ига обрывки их разговоров.
— …хрена лысого! «Цивик», может?
— …не знаю. Какое-то старое говно.
— …развел кто-то костерок, не дотерпел пару дней…
От них так и веяло хорошим летним настроением, непринужденностью и мужественным безразличием. Когда буксировщик врубил передачу и медленно покатился вперед, вытаскивая «гремлин», из задних окошек хлынула вода и они разлетелись вдребезги. Иг увидел, что с машины снят задний номерной знак. Наверное, и передний тоже. Ли не забыл снять их, прежде чем вытащить Ига из печи и засунуть в машину. Полицейские не знали, с чем имеют дело, пока не знали.
Иг пробрался среди деревьев, устроился на пустом склоне и стал наблюдать за песчаной косой с расстояния ярдов в двадцать. Он не смотрел больше никуда, пока не услышал снизу негромкий смех. Безразлично взглянув через край обрыва, он увидел Штурца и Посаду в полной полицейской форме — стоят бок о бок, держат друг друга за члены и поливают кустики. Когда они впились друг в друга губами, Игу пришлось схватиться за ближайшее деревце, чтобы не свалиться с камня на этих счастливых слуг закона. Затем он торопливо вскарабкался повыше, чтобы его не заметили.
— Штурц! Посада! — крикнул чей-то голос. — Где вы, на хрен, шляетесь? Нам нужен кто-нибудь на мосту!