Терри чуть хлопнул Ига по руке, и они двинулись дальше. Игу не хотелось уходить, в этих ребятах ему виделось нечто почти невыносимо печальное. Им было совершенно нечего делать. Было ужасно, что к этому и сводился весь их летний день. Горелое говно и уязвленные чувства.
Они с Терри подошли к гибкому, как тростинка, белокурому парню — Ли Турно, по всей видимости, — и замедлили шаг, достигнув верхней точки тропы Ивела Нивела. Отсюда холм круто спускался к реке, темно-синему проблеску, угадывавшемуся между черными стволами сосен. Когда-то это была грунтовая дорога, хотя трудно было себе представить, как кто-нибудь едет тут на машине, такой она была крутой и выветренной, самый идеал, чтобы перевернуться. Из земли выглядывали две полузасыпанные ржавые трубы, а между ними тянулась гладкая, плотная, накатанная колея, углубление, утоптанное чуть ли не до блеска тысячами горных велосипедов и десятками тысяч босых ног. Игова бабушка Вера рассказывала ему, что в тридцатые и сороковые, когда люди кидали в реку что попало, литейная мастерская использовала эти трубы, чтобы смывать окалину в воду. Трубы выглядели почти как рельсы, не хватало только паровозика, чтобы ездить по ним. С обеих сторон труб тропа состояла из обожженной солнцем земли вперемешку с камнями и всяким мусором. Укатанная тропа между трубами представляла собой простейший путь вниз; Иг и Терри приостановились, ожидая, что Ли Турно сейчас съедет.
Только он этого не сделал. И явно не собирался делать. Он положил доску на землю — она имела рисунок в виде кобры и большие толстые шишкастые колеса — и покатал ее ногой туда-сюда, словно проверяя, как она катится. Затем присел на корточки и притворился, что проверяет вращение одного из колес. Теперь над ним измывались не только те ребята, которые жарили дерьмо. Внизу у холма стояли Эрик Хеннити и компания еще каких-то парней. Щуря глаза от солнца, они смотрели на него снизу вверх и выкрикивали обидные шутки. Кто-то посоветовал ему засунуть в жопу тряпку, чтобы не обосраться и больше не тянуть. Стоявшая у мусорного бака Гленна снова крикнула.
— Да съезжай же ты, ковбой!
Ее грубая жизнерадостность скрывала нотки отчаяния.
— Ну что же, — сказал Терри, — такие, значит, дела. Ты можешь прожить свою жизнь либо калекой, либо слабаком.
— Что это значит? — удивился Ли.
— Это значит, — вздохнул Терри, — едешь ты или нет?
И тут вмешался Иг, много раз съезжавший по этой тропе на горном велосипеде.
— Не бойся, — сказал он. — Тропа между трубами совершенно гладкая и…
— Ничего я не боюсь, — огрызнулся Ли, словно Иг его обвинял.
— Тогда спускайся, — сказал Терри.
— Одно из колес заедает, — ответил Ли.
Терри рассмеялся. И отнюдь не добродушно.
— Пошли, Иг, — сказал он.
Иг протолкнул тележку мимо Ли Турно в колею между трубами. Ли взглянул на индейку, лоб вопросительно наморщился, но он ничего не сказал.
— Мы ее сейчас взорвем, — сказал Иг. — Пошли посмотрим.
— Если хочешь, чтобы тебя скатили вниз, — сказал Терри, — в этой тележке есть детское сиденье.
Не надо было, конечно же, так говорить. Иг сочувственно улыбнулся Ли, но лицо у того было как у Спока на мостике «Энтерпрайза»,[12] без тени эмоций. Он отшагнул в сторону, прижимая доску к груди, и проводил их глазами.
Ребята что внизу, уже их ждали. Была там и пара девиц, старших, может быть, даже учившихся в колледже. Они не ошивались на берегу вместе с ребятами, загорали на скале. Гроб в предельно миниатюрных топах и обрезанных джинсах. Скала Гроб, широкий белый камень, буквально сверкавший на солнце, располагалась в сорока футах от берега. Их каяки лежали на маленькой песчаной косе, тянувшейся от скалы вверх по течению. Вид этих девушек, лежавших на камне, переполнил Ига любовью к миру. Две брюнетки — они вполне могли быть сестрами, загорелые и длинноногие, — сели и стали негромко переговариваться, поглядывая на парней. Даже повернувшись к Гробу спиной, Иг ощущал их присутствие, словно эти девушки, а не солнце были первоисточником света, падавшего на берег.