Дом потерянных душ

22
18
20
22
24
26
28
30

Патрик отличался мощным телосложением, но щеки у него все же были слишком пухлыми. В первую же неделю пребывания в школе искусств он совершил роковую ошибку: облачился в куртку с эмблемой какого-то университета и надписью во всю спину. На Камденском рынке куртка стоила тридцать пять соверенов, еще она стоила ему потерянной репутации. Впоследствии брат первым признал, что из всех купленных шмоток та «американа» была его ошибкой. И вот, несмотря на костюм-«зут» и яркий галстук, несмотря на умело наведенную с помощью туши для ресниц ниточку усов, с тех пор все его так и звали: Жирным Рокабилли. По крайней мере, за глаза.

— Твоя правда, — вздохнул Пол. — Сегодня Жирный Рокабилли, похоже, действительно перебрал.

Люсинда снимала муниципальную квартиру. Такое жилье просто так не получить. Она призналась Ситону, что для этого ей пришлось занимать очередь в Каунти-холл с вечера. Ее многоэтажка без лифта находилась на Олд-Парадайз-стрит, южнее моста Ламбет. Все это Люсинда рассказала Полу уже через час после знакомства. Через час после того, как он впервые с ней заговорил. Он шли к ее дому вдоль реки. В темноте миновали баржу, стоящую на приколе. Легкий ветерок с Темзы разносил по округе пороховой дым. На таких баржах обычно устраиваются шикарные вечеринки с фейерверком. Вдоль противоположного берега медленно прошло прогулочное судно, пронизывая огнями сгустившийся туман. Из динамиков лился высокий дрожащий голос Боя Джорджа, вопрошающий: «Do You Really Want to Hurt Me?»

Пол смотрел на нее. Не мог не смотреть. В черной кожаной куртке, кремовой шелковой блузке и черной узкой юбке ниже колен она казалась высокой и очень стройной. Убранные со лба волосы открывали лицо, которое загадочно блестело под яркими шарами фонарей на набережной. Она была очень бледной, поэтому пухлые губы под слоем красной помады казались еще ярче. Над темной водой разносился голос Боя Джорджа, а в тумане плясали огоньки прогулочного судна.

Ситон вдохнул запах окалины отживших свое ракетниц и сожженных «огненных колес». Он вдруг почувствовал такую радость бытия, что сердце гулко застучало в груди, а кожу словно пронзили тысячи мелких иголок. Еще никогда прежде он так остро не ощущал всю полноту жизни. Его переполняли эмоции, грозя вот-вот выплеснуться наружу. Его как током пронзило какое-то странное чувство, которое он принял за сексуальное возбуждение, за нетерпение плоти. Но он понял, что это было нечто большее. Это было волнующее ожидание будущей жизни. Потом он часто возвращался к этому воспоминанию. Позднее, гораздо позднее этот момент и связанная с ним радость станут его постоянными непрошеными визитерами.

Люсинда жила в тесной квартирке на третьем этаже. В гостиной Полу сразу бросился в глаза манекен, небрежно задрапированный шелковой тканью. В проникавшем сквозь окно лунном свете шелк казался кроваво-красным. Но как только Люсинда включила торшер, ткань приобрела рыжеватый оттенок. На полу в беспорядке валялись детали выкроек, образцы тканей и наброски моделей одежды. Ситон сразу понял, что Люсинда неплохо рисует. На столике стояла электрическая швейная машина с педалью. А еще там была дорогая на вид система «хай-фай» и диванчик из искусственной кожи, который Пол как-то видел в витрине «Практичный стиль».

— Садись, — пригласила Люсинда. — Извини за беспорядок.

Она сняла куртку и повесила ее на манекен.

— Выпьешь что-нибудь?

Где-то наверху играла музыка — убаюкивающая кавер-версия «Red, Red Wine» в исполнении UB-40. Пол посмотрел на часы — шел второй час ночи. Он вынул из конверта пластинку и вставил ее в стереоустановку. Джули Лондон запела «Cry Me a River».

— Пиво у тебя есть?

— Напитков для мальчиков не держу, — сказала Люсинда.

Сняв куртку, она все еще стояла посреди комнаты, положив руки на бедра. Под тонкой блузкой просвечивали маленькие груди. Из динамиков доносился жеманный голос Джули Лондон.

— Есть шартрез и арманьяк, — сообщила Люсинда.

Шартрез. Это та зеленая штука, что она пила в «Верфи».

— Арманьяк. Грандиозно, — решил он.

— «Грандиозно», — фыркнула Люсинда.

— Так говорят у нас дома, — почувствовав себя дураком, ответил Пол.

— В славном Дублине нашем, — протянула она, — столько сыщешь милашек.

По правде говоря, в Дублине ему ни разу не попадалась девушка с глазами как у Люсинды Грей.