— Что?
— Когда я спросил тебя, был ли ты на похоронах Ники и Люка, ты ответил, что был.
— Верно.
— А потом ты сказал, что и другие мои родственники тоже пришли, чтобы поддержать меня.
— Ну и что?
— А то, что у меня
Когда я увидел, что он пребывает в нерешительности, то уже знал наверняка и от этого почувствовал себя страшно уставшим. И от себя самого, и от Стефоми… Меня замучила необходимость полагаться на чужие рассказы о том, кто я такой. Сколько раз мне еще предстоит испытать эту унизительную неуверенность? Такое положение вещей начинает вызывать у меня ощущение, что я скорее чья-то тень, а не подлинная личность.
— Скажи, почему ты солгал мне насчет похорон? — решительно потребовал я. — Что из того, что ты рассказывал мне про тот день, было правдой?
Стефоми тяжело вздохнул:
— Ничего.
—
— Ты должен понять меня, Габриель. Я обманывал тебя лишь потому, что знал: правда причинит тебе боль. Твое душевное состояние было очень шатким, и я подумал, что эти мои выдумки смогут помочь тебе ощутить себя более уравновешенным. Привести твои чувства в норму.
— В норму? — переспросил я почти шепотом.
— Если бы я сказал тебе правду, ты мог бы совершить какую-нибудь глупость. Ты возненавидел бы себя за все, что происходило.
— Значит, это я убил их, да? — сказал я скорее самому себе, понимая, что собирается ответить мне Стефоми. — Я каким-то образом убил жену и сына. Авария автомобиля произошла по моей вине, так?
— Никакой автомобильной аварии вообще не было, — ответил Стефоми очень тихо.
Я вытаращил на него глаза, почувствовал, как учащенно забилось сердце.
— Ты хочешь сказать… что Ники и Люк… что они живы?
— Нет. Они… э-э-э… просто они никогда не существовали.
Никогда не существовали?.. В следующий момент я рассмеялся, уверенный, что он наверняка пошутил. Но Стефоми не смеялся. На этот раз он даже не улыбался.