Роман о любви, а еще об идиотах и утопленницах

22
18
20
22
24
26
28
30

Они поднялись по гранитным ступеням.

— Вот здесь защекоченный русалками лежал, — указал рукой на гранитную скамью Яков Афанасьевич. — Я тут следователю рассказывал про русалок, так он не верит.

Андрей усмехнулся.

— В такое нелегко поверить.

— А почему трудно? — Они вышли на мост. — Веришь ведь ты в НЛО, в телепатию, экстрасенсов, во всякую там чушьню.

— Да не очень-то, — признался Андрей, прикрывая лицо от ветра. На мосту всегда было ветрено.

Некоторое время шли молча.

— А если я тебе доказательства представлю, тогда, значит, поверишь?

Что-то в тоне Якова Афанасьевича насторожило Андрея. Что-то ему не понравилось во всем этом мероприятии.

— Может, и поверю, — ответил он, уже сожалея о своем решении идти к нему в гости.

«А все ли у него дома? — думал Андрей, шагая рядом с русалковедом, — Сколько все-таки в Петербурге странных людей! Кого только не встретишь. Да я и сам, наверное, тоже странный. Здесь все странные». Однажды к Андрею на улице пристал мужчина, который показывал ему большую желтую кость и клялся, что это ребро русского классика Гоголя, предлагая купить его за бутылку. Но Андрей на реликвию не клюнул. А потом пожалел.

Они перешли мост и углубились в темный дворик за мечетью. Огромный пушистый кот, видом и величиной похожий скорее на дикого камышового, вдруг с шипением выскочил из парадной и стремглав бросился в темноту. Андрей отпрянул, сердце сначала замерло, потом бешено заколотилось, как после стометровки. На душе сделалось тоскливо, пакостно и как-то безнадежно. Не осталось и следа от того радостного парения, с каким Андрей вышел от Мелодия.

Они поднялись на второй этаж, где жил Яков Афанасьевич, темным коридором на ощупь добрели до его комнаты.

— Ну, проходи, — русалковед зажег в комнате свет и пропустил Андрея вперед.

Андрей вошел и осмотрелся. В комнате царил беспорядок, с тех пор, как у Якова Афанасьевича побывал следователь Крылов, он еще усилился.

Русалковед помог снять Андрею куртку, отнес ее в прихожую.

— Я сейчас чаю поставлю, — сказал русалковед, улыбнувшись, как-то недобро улыбнувшись. — Согреться нужно, ты пока осваивайся.

Вернувшись, Яков Афанасьевич застал Андрея за рассматриванием картинок в старинной книге. Она была полностью посвящена всякой нечисти и носила название «Популярная демонология».

— Книга хорошая, — сказал Яков Афанасьевич, — хотя скучновата.

Он снова хохотнул невесело, без удовольствия, как делал всегда. Такая у него была привычка — прихохатывать.