Лучшее за год 2005. Мистика, магический реализм, фэнтези ,

— Договорились.

Короткий путь лежит через болотистую низину, но Кэтчи решает сделать круг и проходит через деревню к скалам. Отсюда тропинка круто спускается на берег, а Кэтчи, постояв немного на краю, сворачивает к тому месту, где до сих пор лежит огромная рыбина. В воздухе сердито кричат злобные бакланы и крачки — так называет их Спитмэм, но для Кэтчи это всего лишь птицы, и она обходит несколько утесов, чтобы лучше видеть море.

Море. Вот еще одно название, данное Спитмэм. Большинство людей слышали это название, но предпочитают не говорить, и даже не думать о нем. Люди недолюбливают воду, так говорят многие. Если подойти близко, вода может утащить за собой, а еще вода терзает землю, разрушает постройки, образует трясины и грозит поглотить их остров. Вода убивает. Воздух ненавидит. Огонь и убивает и ненавидит одновременно, и быстро распространяется вокруг лампы, если предоставить такую возможность.

Здесь, у берега, приближение шторма ощущается острее, так что Кэтчи подхватывает корзинку и во всю прыть бежит к тому месту, где лежит рыбина. Хаммель слышит ее шаги издалека.

— Теперь ты пришла поиздеваться над животным, Кэтчи?

Лицо ее вспыхивает от негодования на несправедливое обвинение.

— Ба приняла птенцов из груди Кери.

— А почему ты не отнесла их в зверинец?

— Она сказала отнести их прямо к Хаммелю. А ты здесь, а не в зверинце.

— Да уж, тут ты права.

Хаммель спрыгивает со спины рыбины и забирает у нее корзинку. Без церемоний он сдергивает с нее платок и вытаскивает ослабевших птичек.

— Котята и скворец, — говорит Кэтчи.

— Я не спрашивал, как их зовут, — бросает Хаммель, но смягчает свой тон улыбкой. — Названия не имеют значения.

Пока Хаммель рассматривает птиц, Кэтчи наклоняется надо рвом и разглядывает рыбину. Большая часть туши уже выкопана, перевязана множеством веревок, а поверх рыбины Хаммелем проложены балки. Даже в таком положении рыбина вздрагивает с такой силой, какую Кэтчи могла предположить только в море или шторме. Кожа рыбины уже немного побледнела и шелушится, а под осыпающимся верхним слоем проглядывает новый, с разводами, как на кружеве. Кэтчи подходит ближе, потом еще ближе, чтобы можно было дотронуться до шкуры неизвестного зверя, сквозь которую повсюду проросли цветки со странными головками. Тюльпаны, однажды назвала их Спитмэм.

— Зверь утратил волю, — говорит Кэтчи, обернувшись к Хаммелю.

— Тело утратило волю, — поправляет ее Смотритель. — Не путай одно с другим.

Кэтчи раздвигает цветы и дотрагивается до шкуры. Под ней, в самой глубине существа, угадываются пустота и слабое движение пойманного воздуха, как будто пойманная песня, но очень тихая.

— Там, в… — Кэтчи вспоминает нужное слово. — В легких звучит какой-то мотив.

Хаммель осторожно заворачивает птенцов в платок.

— Сейчас на легкие слишком сильно давит массивное тело. В подходящей стихии — например, в воде — тело было бы легче. Вот только это каменная рыбина, она никогда не была в воде. Эти легкие не знали ничего лучшего, но все же в них звучит свой мотив. В этом своя тайна.