Меня всегда удивляло, что они выполняли все мои распоряжения. Это абсолютно не моя заслуга. «Пафос дистанции» между учителем и студентами — возможно, древнейший взаимно принятый действующий ритуал на этой земле, и его сила больше, чем можно представить.
Мы миновали последние могилы и прошли через низкие каменные ворота. Необъяснимое головокружение прошло, и я ощутил лишь легкое покалывание в кончиках пальцев, когда напоследок вдохнул глоток этого слишком густого воздуха, насыщенного запахом глины и травы, прорастающей сквозь тела, уложенные очень глубоко под землей.
Проулок около Старо-Новой синагоги был запружен туристами со своими кошельками, путеводителями и широко раскрытыми ртами. Они глазели на ряды лавчонок вдоль тротуара, из которых прямо-таки сыпались деревянные куколки, расшитые молитвенные шапочки — кипы, «ладошки» амулетов хамса; эти совсем новые стены, подумалось мне, — не более чем модифицированная разновидность гетто. Это место стало воплощением мечты Гитлера — Музеем Вымершей Расы. Земля снова стала уходить из-под моих ног, и я зажмурил глаза. Когда я открыл их, туристы расступились передо мной, и я увидел лавочку в покосившейся деревянной повозке на громадных колесах с медными обручами. Она катилась в мою сторону, и куколки, прибитые к стене лавчонки, бросали зловещие взгляды и перешептывались. Тут из-под них высунулся цыган с серебряной звездочкой, приколотой на носу, и ухмыльнулся.
Он тронул ближайшую к нему марионетку, заставив ее раскачиваться на своей ужасной тонкой проволочке.
Не знаю, как я перевернулся на спину. Кто-то перевернул меня. Я не мог дышать. Мой живот казался раздавленным, словно что-то тяжелое давило на него, и я дернулся, поперхнулся, открыл глаза, и свет ослепил меня.
— Я не… — сказал я, моргая. Я даже не был уверен, что все это время пролежал без сознания, просто не мог отключиться больше чем на несколько секунд. Казалось, я был во тьме целый месяц, судя по тому, с какой силой свет ослепил меня.
Он был всего лишь человеком в красной кепке «Манчестер Юнайтед», а его добрые черные глаза внимательно вглядывались в меня. На прохладной руке, которую он положил мне на лоб, было обручальное кольцо, и серебряная звездочка в его носу блестела в дневном свете.
Я хотел было сказать, что все в порядке, но из моих уст снова вырвалось только «Я не…». Цыган сказал мне что-то еще. Язык мог быть чешским, словацким или румынским. Я не слишком хорошо их различаю, и у меня что-то приключилось со слухом. Я ощущал болезненное, непрестанное давление в ушах.
Цыган встал, и я увидел, что мои студенты, сгрудившиеся за ним, разом загомонили. Я качнул головой, пытаясь их успокоить, и тогда почувствовал их руки, старающиеся поднять и усадить меня. Мир перестал вращаться. Земля стала неподвижна. Телега с марионетками, на которую я не хотел смотреть, возвышалась неподалеку.
— Мистер Джи, вы в порядке? — спросила одна из студенток пронзительным голосом, почти в панике.
Тогда Пенни Берри опустилась на колени рядом со мной, взглянула прямо на меня, и я словно увидел, как работает ее мозг за спокойными глазами, серебристыми, словно озеро Эри, покрывшееся льдом.
— Так вы не… что? — спросила она.
И я ответил, потому что у меня не было выбора.
— Я не убивал своего дедушку.
Они помогли мне дойти до нашего пансиона неподалеку от Карлова моста и принесли мне стакан «воды с медом» — одна из наших дорожных шуток. Это было то, что догадалась подать официантка в Терезине — «городе, отданном нацистами на откуп евреям», как провозглашали старые пропагандистские фильмы, которые мы смотрели в музее — хотя мы просили «воды со льдом».
Какое-то время «Колено Израилево» сидело на моей постели, тихонько переговариваясь друг с дружкой, наполняя для меня стакан. Но примерно через тридцать минут, когда я уже не находился в положении «килем вверх», что-то бормоча, и, как и прежде, выглядел угрюмым, солидным и лысым, они зашныряли вокруг, позабыв обо мне. Один из них швырнул карандашом в другого. На время я сам забыл о тошноте, переворачивающей все у меня в животе, дрожи в руках и марионетках, колыхавшихся на своих проволочках у меня в голове.
— Эй, — окликнул я ребят. Пришлось повторить это дважды, чтобы привлечь их внимание. Так я обычно и делаю.
В конце концов Пенни заметила и сказала, что «учитель пытается что-то сказать», и они постепенно затихли.
ebooksa