— Если вы можете шутить над этим, значит, сумеете справиться с этой проблемой.
Но Джон задал вопрос серьезно, без тени шутки:
— Вы сказали, что можете мне помочь. Каким образом?
— Вы двадцать лет прожили, страшась возвращения Блэквуда. Травма, вызванная убийством вашей семьи, а потом конфронтация с ним лицом к лицу не могли пройти бесследно. Когда произошли недавние убийства, со случайными совпадениями с преступлениями того монстра, вы оказались запрограммированы на поиски знаков и предначертаний даже в самом обычном. Скажем, в шуме воздушных пузырей в водопроводных трубах. В дурном запахе в комнате-прачечной.
Произнося эти слова, отец Билл рылся в бумажнике. Достал визитную карточку. Выложил на стол, словно начиная игру в покер.
— Это хороший человек, Джон. Первоклассный специалист. Я часто его рекомендовал и ни разу не пожалел о том, что это сделал.
На бледно-желтой визитной карточке психиатра доктора М. Дюшампа значились адрес и телефон.
Перед встречей Джон более всего опасался вопроса отца Билла, почему Зах, Наоми и Минни не участвуют в мероприятиях прихода столь же активно, как прежде, и почему семья Кальвино приезжает на мессу только дважды в месяц, а не каждую неделю.
Изменения эти произошли после ухода на пенсию отца Олбрайта, Джон иногда думал об этом и тревожился. Но ему по-прежнему не хотелось чаше возить детей в церковь, и он не мог понять, в чем причина. Теперь он это понимал.
Упрек в недостаточно частых визитах в церковь не шел ни в какое сравнение с добрым советом обратиться к психиатру, чтобы тот помог ему справиться с истерическими суевериями. Такая недалекость отца Билла крайне огорчила Джона.
Они вновь заговорили о погоде, о последнем нефтяном кризисе, о стоимости галлона бензина.
Скоро Джона выпроводили из кабинета. Коридором они прошли к двери. Отец Билл желал ему самого наилучшего, выражал абсолютную уверенность в том, что все образуется.
Оставшись один на переднем крыльце, Джон постоял у верхней ступеньки, застегивая плащ на все пуговицы, поднимая капюшон.
Корочка мокрого снега начала покрывать некоторые из черных ветвей, сам снег выглядел как наружный слой кости при переломе, а черное дерево выглядывало из-под него, будто раковая опухоль, образовавшаяся в костном мозгу.
Мокрый снег не подсветил сумрачный день, превращаясь на земле в грязную воду.
До седьмого ноября оставалось только двадцать три дня. До десятого декабря — только пятьдесят шесть.
43
По мере того, как после встречи в спальне для гостей день уходил за днем, секрет Наоми растерял большую часть своего блеска, хотя своим воображением она полировала его так часто и энергично, что ему полагалось сверкать, будто украшенная драгоценными камнями диадема. Снова и снова она оживляла в памяти это происшествие, иной раз так ярко и с таким волнением, что память таяла, как свечка из масла, превращаясь в лужицу несвязных фантазий и чистой радости. В других случаях те события у окна и за ним казались ей очень уж киношными, прямо-таки прописанными по сценарию, неживыми, если на то пошло, даже дурацкими.
Но разве это не чудовищная неблагодарность, всю жизнь мечтать о волшебном откровении, а потом сомневаться в его достоверности, когда давнишнее желание все-таки исполнилось? И тревожась из-за того, что убийцы Апокалипсиса и королевство в опасности — затертые штампы, призванные запудрить мозги, не записывает ли она Мелодию в лгуньи? А когда ты начинаешь задавать себе такие вопросы, словно ты одновременно детектив и подозреваемый, не верный ли это знак, что ответы тебе уже известны и не слишком нравятся? Так ведь? Так?
Утром шестнадцатого октября, промучившись двенадцать дней после визита Мелодии необходимостью хранить секрет, Наоми осознала, что все ее сомнения вызваны одной-единственной причиной: магия, продемонстрированная Мелодией. Если крепко подумать, становилось понятным, что выдвигающиеся и задвигающиеся ящики и летающая книга — не то волшебство, от которого захватывает дух.
ebooksa