Давиния, девушка умная, но неопытная, на свидания ходила редко и встречалась только с такими же наивными юношами. Ее красота завораживала, и потому, что это была красота и тела, и разума, и души, и по другой причине: скромная, она не подозревала о силе своей красоты. Она находила радость в малом: в полете птиц или в чашке чая — и уже сказала родителям, что может выбрать религиозную жизнь в одном из монастырей.
Бренда могла только гадать, к каким ужасам привел бы неожиданный визит Риза, если бы к ним неожиданно не заехала Лу, сестра Джека. Давиния приходилась Ризу племянницей, но что значили родственные связи для человека, который растлил свою младшую сестру и довел ее до самоубийства? Бренда видела похотливые взгляды, которые Риз бросал на Давинию, но и представить себе не могла, что тот пойдет на поводу своего желания. Давинию отличал достаточно твердый характер, эмоционально она не была совсем уж хрупкой, но изнасилование могло не просто раздавить ее — уничтожить. Бренде временами становилось дурно, когда она думала об этом.
Они с Джеком как раз решали, а не уйти ли ей с работы, чтобы дети не оставались дома одни. Они приняли и другие меры, чтобы предотвратить немыслимое. Но они имели дело с Ризом, умным, хитрым, смелым, без моральных ограничений, непредсказуемым.
Легкий сквозняк заставил Бренду подняться, чтобы взять вязаный платок со стула, стоящего в другом конце комнаты. И когда она проходила мимо окна, «Мерседес» Риза свернул на их подъездную дорожку. Ехал он на большой скорости, остановился в визге тормозов.
Бренда сразу же заподозрила, что приезд брата предвещает беду. Если он и не собирался как-то нагадить им, такая мысль могла возникнуть у него уже здесь. Она повернулась в сторону кухни.
— Джек, приехал Риз!
Ленни она отвела в комнату сестры и велела запереть дверь. Может, она перебарщивала. Может, Риз приехал, чтобы забрать часы с бриллиантовым браслетом, которые отказался взять, когда Давиния попыталась ему их вернуть.
Риз Солсетто — точнее, наездник, которому он теперь принадлежит, — легонько стучит в одну из четырех стеклянных панелей кухонной двери, машет рукой Джеку, который выполняет женскую работу: собирается поставить что-то в духовку. Вытирая руки о фартук, Джек хмурится, направляясь к двери, но Риз одаривает его глупой улыбкой и пытается выглядеть так, будто собрался за что-то извиниться. Джек и Бренда — самодовольные ханжи, они всегда найдут тысячу причин, по которым перед ними должны извиняться.
Джек открывает дверь и говорит: «Риз, нам надо кое о чем поговорить», и Риз отвечает: «Нет, не надо», после чего дважды стреляет в него из пистолета с глушителем. Практически беззвучные выстрелы требуют такой же тихой реакции, и Джек падает, как сетка с бельем, приготовленным к стирке. Риз переступает через труп, закрывает за собой дверь. Это повторение ситуации с Солленбергами: муж, и жена, и сын застрелены, а потом дочь пускают в оборот по полной программе, как несчастная и представить себе не могла. И хотя резня начинается на тридцать второй день после убийства Лукасов, Риз и его наездник намерены закончить свои дела с Давинией Вобурн только утром пятого, через шесть или восемь часов после смерти ее отца.
Бренда, сексапильная мать этой желанной свинки, спешит на кухню, и Риз говорит, от себя и от своего чревовещателя: «Когда я закончу с ней, она повесится, как Джин». Но время, затраченное на эту реплику, выходит ему боком, потому что Бренда неожиданно поднимает револьвер тридцать восьмого калибра и, держа его обеими руками, всаживает в Риза три пули, третью — в горло. Скакун умирает под наездником.
Бренда — добрая женщина, и она спасла бы Джин, если б знала о планах Риза, но то, что она не смогла спасти сестру, породило злость, которая тлела в ней все эти годы. Злость — это стремя, которое позволяет оседлать ее, а поскольку она проклинает Риза, убивая его, путь в нее лежит через рот.
Она чувствует, как наездник врывается в нее, яростно с ним борется, мечется по кухне, ударяется о буфет, потом о дверь. Наездник поощряет ее злость, которая может перерасти в ярость, а ярость и ужас на пару могут заглушить все остальные чувства, и тогда она взята. В отличие от многих других, которые не понимают, кто их наездник, эта женщина в курсе. Она не знает его имени, но ей ясно, что это. Она сразу видит последствия, у нее нет сомнений, что наездник погонит ее к детям и заставит мучить, пытать, убивать их, а потом придумает, как всласть поизмываться над самой собой.
И когда ее позвоночник начинает превращаться в седло, она находит силы на еще одно чувство, помимо ярости и ужаса, и она вспоминает молитву святому Михаилу, которую не произносила с молодости. Этот поток религиозных слов не отталкивает ее нового хозяина, потому что теперь он уже правит ее позвоночником и скоро доберется до костного мозга. Наезднику остаются лишь мгновения до того, чтобы использовать ее голос для крика триумфа, когда она направляет на себя револьвер и нажимает на спусковой крючок. Пуля пробивает ей грудь, проходит мимо сердца, рикошетит от позвоночника, от ключицы и замирает под левой лопаткой. Ослепительно-белая боль усиливает ужас и испаряет ярость. И падая на пол, смиренно осознавая свою смертность, она сбрасывает наездника.
Конечно же, сын и совсем созревшая дочь прибегают на выстрелы, как будто они, безоружные, могут остановить насилие, он — чем? — невинными слезами, а она чистым сердцем. Они наивны, беспомощны, теленок и телочка, разумные мясные машины, которые так мало думают. Наезднику нужен мальчик. С помощью мальчика эту сладкую телочку все равно можно помучить, сломать, раздавить. Но мальчику всего двенадцать и, что более важно, он такой невинный, что нет в нем ничего темного, за что можно ухватиться, чтобы оседлать его. И плачущую девушку тоже оседлать невозможно. Наездник может только наблюдать с нарастающей яростью, как Давиния просит мальчика позвонить по номеру 911, а сама опускается на колени рядом с лежащей на полу матерью и, несмотря на слезы, очень грамотно пытается оказать ей первую помощь, осторожно приподнимает голову матери, чтобы той стало легче дышать.
Здесь скакунов нет, некого седлать, кроме самого дома, а бесплотные кости — жалкая замена живого скакуна. Жить в доме совсем не то, что вселиться в человека, но скоро прибудут новые скакуны, поэтому он может не опасаться, что этот дом станет его тюрьмой. В ярости призрак вселяется в дом с такой силой, что стены гудят, окна дребезжат, шторы мотает из стороны в сторону, стаканы и тарелки на полках подпрыгивают, а крышки обеих духовок открываются, словно раззявленные рты.
32
Детектив Лайонел Тимминс знал, что на работе некоторые называют его Ходячим Шкафом, тогда как другие — Бульдогом, потому что лицом он действительно напоминал бульдога и обладал бульдожьей хваткой: если уж вцепился в расследование, то доведет до конца. В это расследование он вцепился, но вкус ему определенно не понравился.
Поскольку произошло все в Озерном районе и буквально в двух кварталах от его дома, он прибыл сразу же после «Скорой», едва стихла сирена и фельдшеры только успели открыть дверцы кабины. Так рано на место преступления он никогда не приезжал.
Фельдшеры осмотрели раненых — состояние мужа критическое, жены — менее тяжелое, но тоже ничего хорошего, — оказали им первую помощь и увезли. Прибыли четверо патрульных, чтобы обеспечить охрану места преступления. Лайонелу удалось задать женщине несколько вопросов и получить ответы до того, как ее увезли.
Девушка, Давиния, позвонила тете, чтобы та отвезла ее и Ленни в больницу. Лайонел ждал с ними в гостиной.
ebooksa