Из царства тьмы

Сухо рассмеявшись, она встала, поласкала тигра, к которому привязалась за это время, и вышла, захватив портрет: здесь он никому не нужен, а для нее — это драгоценное воспоминание.

Далее время текло спокойно.

Мэри читала, училась, гуляла и мечтала. Она видела и баронессу, растрепанную и окровавленную, которая бродила по стеклянной галерее, а раз та даже пыталась кинуться на нее.

Страждущий дух кипел ненавистью, но Мэри сумела укротить его, и с тех пор призрак не появлялся.

В назначенное время она вернулась в Петербург. Портрет Заторского она взяла с собой и решила спросить Лили, где он погребен, ей хотелось как-нибудь съездить на его могилу. Это не запрещалось ввиду того, что члены братства часто были вынуждены присутствовать при погребальных церемония, где их отсутствие могло бы возбудить подозрение; они избегали только входить в церкви.

Наступила осень, теплая и великолепная, редкая для Петербурга. Многие семейства уже возвратились в город, и столичная жизнь несколько оживилась.

Между знакомыми Мэри была некая баронесса Догель, женщина очень светская, веселая и постоянно искавшая новых развлечений. Мэри и прежде знала ее, но потом потеряла из вида, а теперь встретила в одном кружке оккультистов, потому что баронесса кокетничала «заповедными» науками и воображала себя принадлежащей к тайному обществу, члены которого, однако, остерегались посвящать ее в свои дела. У баронессы был сын, которому предстояли экзамены, и поэтому она раньше вернулась из имения, где провела лето.

Ее подвижный ум уже изобрел благотворительный базар, выручка с которого предназначалась на пособие выгоревшей деревне. Узнав о возвращении Мэри, она тотчас отправилась просить ее принять участие в базаре.

— Это будет превесело. Все продавщицы должны быть костюмированы, а вам, между прочим я оставила прелестный киоск. Кроме того, у нас припасены две удивительные приманки: князь Елецкий и привезенный им из Бенареса индус, который знаменит своими положительно чудесными исцелениями. Надо сказать, что помимо его медицинских познаний Равана-Веда очень красив, предсказывает будущее и разоблачает настоящее и прошедшее лучше всякого Нострадамуса. Ему также отводится отдельный киоск, и ручаюсь, что вокруг соберется огромная толпа.

— Но если я буду продавщицей, мне нельзя будет обратиться к этому волшебнику, а между тем, я очень хотела бы узнать свое будущее, — сказала Мэри, смеясь.

— Не беспокойтесь, я дам вам в помощь свою племянницу, и вы всегда сможете сбегать поболтать с чародеем. Лили Козен также взялась продавать, а ее отец пожертвовал для базара несколько древних, очень редких вещей.

Наконец, настал день базара, и его разнообразное художественное устройство делало честь вкусу и изобразительности баронессы.

Каждый киоск по своему убранству и стилю соответствовал продававшимся в нем предметам и костюму продавщицы.

Одетая весталкой Лили торговала в украшенном статуей Вести гроте огнем: оригинальными лампами, ночниками, керамической посудой с душистым маслом и спичками.

Мэри, в костюме итальянки, продавала цветы, мозаичные вещи и мелочи.

В палатке напудренная маркитантка предлагала вина, ликеры и тартинки. Одной из небольших приманок, собиравших публику, оказался князь Елецкий, продававший любовное зелье, восточные духи и талисманы, а его друг Равана-Веда являлся опасным конкурентом. В небольшой пагоде, вход в которую охранял факир, «индийский чародей» предсказывал будущее, показал волшебное зеркало и открывал прошедшее. Факир записывал на дощечке порядок номеров посетителей и собирал в плетеную из древесной коры чашечку плату за вход. Выходившие из пагоды были кто в смущении, кто в восхищении, но все одинаково поражены, и утверждали, что индус настоящий «колдун».

Мэри также овладело жгучее любопытство. «Хотела бы я знать, какой конец ожидает меня? Может быть, такой же ужасный, как Ван-дер-Хольма, потому что другой будущности у меня нет. Но если он это угадает, или кто я такая, то в этом случае окажется действительно настоящим колдуном». Улучив удобную минуту, она побежала к пагоде и по праву продавщицы, которой нельзя терять времени, была пропущена вне очереди.

Внутренность крошечной пагоды тонула в полумраке, в глубине виднелось большое, задрапированное черным, магическое зеркало с мутной поверхностью, по сторонам маленького столика стояли два кресла и там же стоял индус, прибиравший что-то в открытой коробке. Любопытным взором окинула Мэри высокую и стройную фигуру «чародея», одетого в длинную белую тунику с кисейной чалмой на голове. Не отдавая себе отчета почему, но ее охватило жуткое чувство, когда индус предложил ей сесть и спросил, что она желает.

— Скажите мне, если можно, спокойно ли пройдет моя жизнь и, главное, каков будет мой конец, то есть, какая смерть ждет меня? — и она протянула ему руку.

Индус взял ее и нагнулся над атласной ладонью. Пальцы прорицателя были холодны, и Мэри показалось, будто они слегка дрожали.