Луна - Солнце мертвых

Ну и наконец — чуть было не всадившее в меня вилы страшилище в окне…

И неожиданно я очень громко рассмеялся. Боюсь, смехом не слишком здорового человека, и все же… И все же я готов был руку отдать на отсечение, что за этими людьми что-то крылось. Нет, я пока не хотел утверждать, что все они или кто-то один были в чем-либо т а к о м замешаны, отнюдь. Но тем не менее, за этими лицами проступала для меня теперь какая-то с х е м а… Даже нет, не схема, — пока что просто и д е я. Я ее почти не чувствовал, я ее почти не осязал — мне только чуть-чуть казалось, что она есть, что ее не может не быть!..

Итак, на доске пока четыре фигуры; граф — пятая; я — жертва случайности и собственного неистребимого авантюризма — отныне шестая. А появятся ли в будущем еще и другие? Кто знает…

Граф тактично кашлянул, и я вернулся с облаков на землю.

— Ну, что вы решили? — тихо, даже как-то робко спросил мой университетский товарищ. — Уезжаете? — И громко вздохнул.

Я вздохнул еще громче:

— Да нет, остаюсь.

По-моему, он, хотя и обрадовался, но очень удивился. И я его понимал — после такого разговора любой нормальный человек первым делом принялся бы укладывать чемоданы. Да, он знал, кому написать.

— Так значит, вы все-таки решились вторгнуться в запредельные сферы? — жалко и бездарно попытался пошутить он, но я чувствовал, что губы его дрожат.

— Поживем — увидим, — философски ответил я. — А для начала попробуем разобраться с вашим земным окружением.

После этого оба мы замолчали. Еще какое-то время я слышал, как, вздыхая и бормоча что-то себе под нос, ворочался с боку на бок господин граф. А потом, не успев толком осознать, что уже светает, я вдруг уснул.

Глава III

Яркое, ослепительное утро развеяло поначалу все мои ночные сомнения и страхи почти без остатка. Ну в самом-то деле, думал я, стоя у распахнутого прямо в зеленые кроны окна, — все это не более чем ошибка, недоразумение. Да-да, пускай жуткое, чудовищное, но недоразумение. Действительно, нелепо, даже глупо предположить, что именно я, человек, едва переступивший порог Волчьего замка, стал вдруг объектом столь жестокого покушения. Да кто я такой? Кому могу быть опасен и неудобен и чем? Хотя… Эта странная женщина в гостиной — она требовала, чтобы я уезжал. Возможно, что-то знала и потому пыталась оградить меня от беды? Или же наоборот — отпугнуть от замка? Но что она знала, и почему таинственные ночные посетители решили вдруг расправиться со мной?

Нет, как ни старался, мысли эти не оставляли меня все утро. Завтракать пришлось одному — дворецкий сказал, что граф с управляющим еще часа два назад уехали в город по какому-то важному делу. Товарищ не стал будить меня, желая дать отдохнуть после тревожной ночи, — и я отдохнул, а после отличного завтрака и прекрасной гаваны почувствовал себя почти на самом верху блаженства.

Потом я спустился — в сад — и решил погулять по его тенистым аллеям, а заодно и посмотреть, не осталось ли под окнами каких-нибудь следов полуночных визитеров.

Но, впрочем, под окна я не спешил: посидел сперва на одной скрытой густым плющом от посторонних глаз удобной скамейке, затем на другой, постоял у пруда, в центре которого позеленевшая от времени и воды бронзовая (вроде бы) русалка безжизненно глядела пустыми глазницами на снующих туда-сюда красных, синих, полосатых и еще один бог знает каких китайских рыбок. Черты ее мертво-бесстрастного красивого лица на секунду показались мне чем-то знакомыми, но я сразу же сообразил, что, пожалуй, все статуи мира похожи друг на друга одним — отсутствием зрачков.

Чешуйчатый длинный хвост вроде бы русалки почти полностью находился в полупрозрачной воде, и только кончик плавника торчал наружу. На него то садились, то улетали небольшие серые птички.

Знаете, я далеко не знаток парков, совершенно не разбираюсь во всяких премудростях их планировки, подбора растений и ухода за ними, однако даже я сразу понял, что усадьба Волчьего замка и сама по себе просто настоящее произведение искусства, так гармонично и продуманно было расположено здесь все — кусты и деревья, беседки и ротонды, дорожки и поляны. И даже самые тривиальные мраморные копии антики не раздражали взора — они не были понатыканы где попало как столбы, а открывались глазу внезапно, в совершенно неожиданных, но тем не менее изумительно подходящих для них местах. Хотя, разумеется, мнение мое отнюдь не бесспорно, и я даже готов согласиться, что далеко не всякому может понравиться целящий вдруг в него из-за куста копьем Арес или великолепно бесстыдная Афродита, с которой вы сталкиваетесь внезапно нос к носу за очередным поворотом петляющей среди миртовых зарослей тропинки. Дело вкуса, конечно, но мне, повторяю, парк понравился очень, и самое главное, на нем, при всей ухоженности и чистоте, не лежало печати пусть и внимательного, но все равно всегда такого чужеродного и холодного прикосновения руки человека. Здесь жили богини и боги, дриады и фавны, присутствия людей здесь, к счастью, не ощущалось.

Я пробродил под густыми кронами и по солнечным лужайкам, наверное, часа два — но сомневаюсь, что исходил хотя бы и половину сада, так он был огромен. И вдруг вспомнил о главной цели своей прогулки.

Стараясь не привлекать особенного внимания слуг и работников, я вернулся к замку и не спеша обошел вокруг него, пытаясь определить, в которое же из окон лез злодей. Увы, все они были похожи как близнецы, и почти к каждому подступали старые орешники и вязы. Тогда я сделал иначе: едва ли не вплотную подошел к стене замка и стал осматривать траву и землю возле одного дерева за другим.