Раньше умрешь, раньше взойдешь

Шу вопросительно приподнял бровь, и я сосредоточилась на скрытии, радуясь, что уже работала над этим. Взяв амулет в ладонь, я думала о том, как я чувствую его — гладкий, теплый, глубокий насыщенный оттенок фиолетового, практически черный. Я посмотрела на него мысленным взглядом, наблюдая, как он касается божественного, прокачивает сквозь себя энергию неба, чтобы дать силу своему владельцу. Он резонировал с музыкой моей души, вселенной. Он был как живой. И если я вот так его поверну… Свет обойдет его по краям…

Теплые волны накрыли меня. Я открыла глаза, и посмотрела на амулет. Я ощущала его где-то внутри, но он стал невидим. Ах, проклятье, люблю я сделать хоть что-то, что у меня получалось!

— Боже, он пропал, — прошептал Шу испуганно. — Дерьмо. Ты и вправду мертва. — Его лицо приобрело пепельный оттенок.

Я улыбнулась, стараясь успокоить его.

— Ну вот, теперь ты выглядишь так, как и надо, когда у тебя в машине мертвая девушка. Поехали.

Глубоко вздохнув, он свернул к главному входу больницы.

— Я собираюсь окунуться по уши в дерьмо, — бормотал он, дрожащими руками переключая скорость.

Я снова закрыла глаза, заставляя себя полностью расслабиться. Я и раньше делала свой амулет невидимым, но тогда это было не так важно, как в этот раз. Я должна набраться мужества и сделать это. Я должна заставить свое сердце не биться, заставить тело не двигаться, когда они попытаются привести меня в чувство, и должна держать амулет скрытым. Не знаю, смогу ли я это сделать.

Но я должна была.

Глава 12

Двойные двери закрылись почти беззвучно, когда санитар, кативший меня в морг, отправился за содовой. Я резко села, срывая с себя простыню, словно это была змея. В гневе я осмотрела свою рубашку, пытаясь прикрыться рваными краями. Это была моя любимая рубашка, которую я купила к первому школьному дню, а они разорвали её, как будто это была какая-то дешёвка. Мои колготки тоже пострадали, но рубашка была хуже всего, особенно в тех местах, где они просовывали, пронзали, и пропускали через меня электричество.

Сын щенка, бормотала я, перекидывая ноги и свешивая их через край.

В моих руках тоже были новые отверстия, и я вытащила иглы, которые они оставили во мне, и бросила их на каталку. Не менее четырёх лабораторных техников пытались взять у меня кровь, потерпев неудачу, потому что брать-то было нечего. Никогда больше не буду притворяться мёртвой. Никогда!

Придерживая рваные края рубашки вместе, я соскользнула со стола. Мои босые ноги шлёпнули о холодную плитку, и смотря вниз, я поклялась снова. С ума сойти, на большом пальце ноги весела бирка. И когда только они успели её надеть?

— Где моя обувь? — бормотала я, заглядывая под каталку и ничего там не находя. К счастью, мой амулет был все еще на шее. Если бы они попытались его забрать, я бы влипла. Сейчас это было очевидно. Я перестала его прятать в тот самый момент, когда на меня натянули простыню. Когда они махнули на меня рукой, это было совсем неприятное чувство.

В мрачном настроении я прошла через слабо освещенную комнату, хватая лабораторный халат с вешалки позади стола. Я впихнула в него руки и застегнула пуговицы, чтобы прикрыть порванную рубашку и разорванные колготки. Мое сердце выдало импульс лишь однажды, когда я была на столе, но они выложились по полной программе, пытаясь запустить его снова. Я никогда не чувствовала себя настолько осквернённой, но по крайней мере, они не срезали мой лифчик.

— Эй, они мои! — сказала я, обнаружив свои сережки на столе санитара. Обезумев, я впихнула одну, затем другую в уши. Все еще босиком, я направилась к двойным дверям. Я должна была найти Шу. Злая на весь мир, я открыла двери и выглянула. Коридор был пуст. Одна из люминесцентных ламп отсутствовала, а дальше, вниз по коридору с низким потолком, мерцала другая лампа. Пахло отбеливателем. С другой стороны было всё то же самое, но в конце был ряд серебряных дверей лифта. Значит, мне надо было туда.

Бирка на ноге скрежетала о кафель, и я, не замедляя движение, наклонилась, сорвала её и бросила на пол. Я не очень долго была мертва и могла бы биться об заклад, что Шу был все еще наверху.

Сзади раздался мужской голос.

— Мэм? У Вас что-то упало.