«Удивительно, как пьяные и собаки остро чувствуют насмешку».
– Ну, это, согласитесь, действительно не совсем умно – садиться на шею женщине и думать, что она будет этому рада.
– Другая рада была бы…
– И какие у вас планы на будущее?
– А какие… Назад поеду, домой, к папе с мамой. Настька, стерва, обещала денег дать… Чтоб я с глаз убрался – за это она готова платить.
– Почему не уезжаете? Зимой здесь нельзя будет жить.
– А она ведь как – денег живых в руки не дает, норовит мне билет всучить в самый последний момент, чтобы вернуться нельзя было. Хитрая, стерва… И маму с папой таким макаром отправила – засунула в вагон – и адью.
«Да, тете Насте последняя любовь влетела в копеечку».
– А вы почему с ними не уехали?
– Так не согласен. Пусть она мне отступного хорошего даст.
Из выбитого окна тянуло прохладой.
– Ну, желаю вам устроиться, – кивнул Андрей, вставая.
Дома принялся разбирать вещи и нерозданные сувениры. Он привез Тамаре коралловые бусы, но звонить не хотелось.
«Позвонит сама, тогда и встретимся. Скажу – сразу кучу работы навалили – не продохнуть».
Пару дней спустя, рано утром, пока Борода не ждал его с машиной, Андрей помчался в русалочий заповедник, Озерки, посмотреть, сошла ли вода.
На шоссе было пусто. Слегка парило – земля еще не полностью отдала талую влагу.
«Благодать-то какая, – подумал Андрей, опуская окно и высовываясь навстречу теплому ветру. – А мы, людишки, жизнь друг другу портим, гадости друг другу делаем. Неужели места под солнцем кому-то не хватает?»
За этими благостно-философскими размышлениями он чуть не пропустил поворот. Затормозил, когда указатель «П. Озерки» проехал мимо.
«Заехать к Пал Никитичу?… Рано. Далеко заходить не буду, – подумал Андрей, скатываясь на грунтовку. – А то потом весь день в грязных чунях шляться».
Признаться себе в том, что бродить в одиночку по месту с дурной репутацией жутковато, Андрей не хотел.