Проклятие обреченных

– Ну, как знаешь. Новая жизнь, новые вещи. А куда мне прикажешь девать это барахло?

– Не знаю. Выбрось. Отдай кому-нибудь. Не знаю!

И Алексей ушел.

Римма не верила в это до последнего.

Она была уверена – это ненадолго. Алексей одумается. Ну куда ему? Ладно бы еще к молодой ушел, а то – к старухе! До развода дело не дойдет.

Но нет, дело дошло и до развода. Во время заседания суда Римма не выдержала и заплакала, глубоко презирая себя за эту слабость. И сквозь солоноватую туманность увидела – у дверей Алексея поджидала эта его… Нинелька. Сутулая, безвкусно одетая, жалась к стене. И сколько любви – преданной, собачьей – плескалось в ее глазах, столько же, сколько слез в глазах Риммы!

Быть может, это заразно? Быть может, именно от этой дворняжки Римма подцепила вирус любви?

Она полюбила своего мужа, когда он ушел от нее. Полюбила, лишившись его ежедневного присутствия, а по ночам – его большого тела рядом с собой, тела, от которого она с такой досадой отодвигалась, боясь, что оно потревожит ее покой, ее опрятную прохладу… Но время упущено, ничего не вернуть, ничего не спасти. Терзаясь презрением к себе и запоздалой любовью к мужу, Римма докатилась до совершенно неприсущих ей поступков. Она сторожила мужа у дверей его нового дома, она писала ему душераздирающие письма. Она научилась звонить по телефону и бросать трубку, заслышав спокойный женский голос. О, страшное ночное одиночество женщины, горячие слезы на холодной подушке! О, ужас пробудившихся не ко времени, запоздалых желаний!

Но Римма не изменила себе, ведь она всегда мастерски владела своими чувствами.

– Ты же можешь еще раз выйти замуж, – как-то невпопад сказала ей дочь. – Ты у меня, мама, еще ого-го!

– Что значит это лошадиное «ого-го»? – фыркнула Римма, но в душе осталась довольна комплиментом. Она и сама знала, что все еще хороша собой, элегантная, ухоженная, и многие мужчины заглядываются на нее. Но вводить в дом, в привычный уклад жизни, совершенно постороннее существо противоположного пола, со своими обычаями и привычками? А если муж посмеет еще и предъявлять требования? Нет уж, лучше совсем обойтись без брака, это слишком хлопотное предприятие!

Волей-неволей, а это самое требовательное существо все же появилось в ее доме, только называлось оно не «муж», а «зять». Хрен редьки не слаще! Ну что ж, это было необходимо. Достаточно того, что старшая дочь, кажется, вознамерилась остаться в старых девах…

Глава 6

Так выходило, что семья в полном составе собиралась только за ужином. Вечно занятая Римма имела обыкновение допоздна засиживаться над своими трудами, потому просыпалась поздно и никогда не завтракала – не успевала. Мама вечно сидела на диете и к тому же нередко опаздывала на утренний эфир, так что Сережу по утрам чаще всего будил отец. Они со вкусом завтракали – варили яйца, сооружали трехэтажные бутерброды с колбасой и сыром, пили чай. Если с ними завтракала мама – она поджаривала гренки или оладьи, наставляла Сережу, чем обедать после школы. Впрочем, он уже был вполне взрослым и самостоятельным человеком, не боялся газа, мог разогреть себе и первое и второе, вскипятить и заварить чай, даже яичницу пожарить при необходимости. Такие самостоятельные обеды нравились ему. Он чувствовал себя взрослым человеком, деловито гремя кастрюльками, споласкивая в мойке тарелку и всякие там ложки-вилки. Семейные ужины таили в себе непобедимое очарование, но они случались редко – ведь все были так заняты, даже мальчик уделял много времени танцам…

Он давно забросил уроки фортепиано, несмотря на вялые протесты Риммы, которые совсем умолкли после того, как состоялся городской конкурс, где Сережа со своей неизменной партнершей Мариной получил первое место. Вспоминать об этом было приятно. Вспоминалось не тошнотворное утреннее волнение, не дрожь в коленях перед самим выступлением, но радостное чувство уверенности в себе, возникавшее при первых музыкальных тактах, легкость, сладкое головокружение и необычайное, уверенное ощущение хорошо сидящего костюма и ладных туфель, пошитых на заказ в театральной мастерской. Этот же мастер, щуплый и серенький, похожий на взъерошенного воробья, с полным ртом гвоздиков, шил туфельки и для Марины, чудесные серебряные туфельки Золушки.

«Раз-два-три», – считаешь про себя мысленно, но скоро какой-то вихрь подхватывает тебя, уже нет необходимости в счете, и рядом несется неожиданно похорошевшее лицо Мариночки, которую тот же вдохновенный вихрь преображает в сказочную принцессу. Танец окончен, они кланяются, благодарно и гордо принимая шквал аплодисментов, а в первом ряду сидит важная Римма, и в ее руке мерно покачивается кружевной веер.

Мальчик смутно жалел, что родители не разделили с ним его триумф. Нет, конечно, вечером звучали поздравления, и мама даже всплакнула на радостях, и отец был рад, и торжественный ужин с тортом и шампанским – Сереже тоже плеснули немного нежной пены в высокий бокал, – но на выступление-то мама с папой не пришли! Сожаление оказалось слишком смутным, чтобы мальчик мог его осознать. Он был еще в том возрасте, когда живут в атмосфере абсолютной любви, когда человеку кажется – все вокруг добры друг к другу… К тому же он привык, он знал – родители заняты. Они много работают.

Раньше у мамы была «аспирантура», что это значило, не понять, да Сережа и не старался. Зато новая мамина работа наполнила душу ребенка гордостью. Она стала диктором на местном телеканале – вела программу новостей. Весь город видел ее – каждый день, даже два раза в день!

Мама не просто читала новости, она сияла на телеэкране. В этом тоже было что-то от театрального представления. Каждая ее новая интонация была не случайной, каждый жест был продуман и пластически завершен. Во всяком случае, Сережа был в этом уверен. Он смотрел и ждал, что мама вот-вот подаст знак или улыбнется ему краешком накрашенных губ.

Анна тоже радовалась, правда, было кое-что, омрачавшее ее радость. Дело в том, что эту работу она получила не без пособничества матери, у которой сохранились богатейшие связи. У Риммы не так давно наблюдался директор верхневолжского телеканала. Работа нервная, на волоске от инфаркта, профилактика не помешает. Вот и решил сделать одолжение лучшему специалисту-кардиологу. Впрочем, Анна и впрямь оказалась на своем месте перед камерой. Она была необычайно киногенична: миниатюрная фигурка, правильные черты лица, которые в жизни представлялись банальными, зато, преломляясь в глазу камеры, становились ослепительно красивыми – вот удивительный фокус! К тому же, размышлял, очевидно, потенциальный инфарктник, она не будет роптать на низкую зарплату, у нее муж – предприниматель, хорошие деньги загребает! Даже за «спасибо» поработает, да еще и сама поблагодарит, и счастлива будет!