Новый год плюс Бесконечность

— Город дримов. Воспоминаний, — последовал ответ. А затем тут же — вопрос: — А как вы попали сюда, вам хотя бы известно?

— Честно говоря, нет. А вам?

Вместо ответа Отто фон Пасюк щелкнул откидной крышкой круглых часов, громоздящихся на его запястье как на руле — велосипедный звонок. Затем кивнул баклану:

— Давай, Сарыныч, вправь ему мозги. Только — морально. Даю тебе на это десять минут, не больше — времени у нас уже и так в обрез. Никто не знает, что теперь может отчудить эта мерзавка!

Мемориал, по словам братца Сарыныча, оказавшегося, несмотря на свой непрезентабельный вид, вольным слушателем муниципальных исторических курсов, никогда и не был местом обитания людей. Людям вход сюда был воспрещен под страхом всевозможных кар, которые никогда не применялись, поскольку для этого не было еще ни одного повода. Появление в Мемориале человека было настолько чрезвычайной ситуацией, что городские власти поначалу просто не поверили, что такое возможно. И поэтому решили сперва направить обычный дежурный патруль для наведения порядка в некоторых незрелых умах обитателей города, а заодно и выяснить сущность пришельца. Затем патрулю надлежало потихоньку вышвырнуть его из города известным путем. Путь этот, ведущий из Мемориала прочь, был, к слову, единственным.

Однако тем временем произошло сразу несколько крайне неприятных событий, которые весьма осложнили и запутали ситуацию. Дело в том, что в Мемориале жили только воспоминания — овеществленные, материализованные, сиюминутные, временные или постоянные. Потому что больше им жить на свете просто негде.

Каждый обитатель Мемориала был чьим-то материализованным воспоминанием. Воспоминания однажды утром появлялись в городе невесть откуда и жили здесь дальше. Потом — тихо и незаметно исчезали. Иногда — возвращались вновь. Но отныне уже — тихие, будто пристыженные, заглянувшие за некую черту и вернувшиеся обратно неизвестно зачем. Скорее всего, из-за того, что им попросту не прислали замены.

Как, почему и откуда попадали в Мемориал воспоминания, в городе не знал никто, за исключением разве что верховных властей. Но и они тоже не знали всего, взамен предпочитая ревностно охранять то немногое, что было им вверено. Одной из этих наиболее сокровенных тайн города воспоминаний была Маленькая Железная Дверь в стене.

Когда-то, еще в незапамятные времена дверь в Мемориал открыли куклы. Жителям сопредельного Той-сити однажды зачем-то понадобились воспоминания, и за неимением собственных они решили позаимствовать чужие. Часть воспоминаний с удовольствием отправилась в Той-сити, в основном детские и еще почему-то — умалишенных. Судьба их была неясной и зловещей. Все, ушедшие в город кукол, исчезли там уже через месяц, причем все поголовно — и сиюминутные, и временные, и долгожители, и даже дерзающие считать себя светлыми, вечными и нетленными. Все пропали, растворились в Веселом Городе без следа. А куклы немедленно потребовали еще, пообещав хорошо заплатить.

По Мемориалу немедленно поползли слухи, один другого страшнее и отвратительнее. Они в основном сводились к простому, но кошмарному предположению, будто куклы попросту питаются воспоминаниями, подобно людям, вход которым в мир грез давно уже был строго-настрого заказан. Чтобы пресечь дальнейшее распространение провокационных слухов, предостеречься от возможного повторения таких же инцидентов в будущем и, наконец, чувствуя некоторую собственную ответственность за случившееся, власти решили закрыть выход из Мемориала. В конце длинной подземной галереи, которая вела из города воспоминаний в другие края и, в частности, в Той-сити, была установлена Маленькая Железная Дверь, вмурованная прямо в каменную стену. Дверь, разумеется, держали закрытой — а иначе зачем она? В самых скромных планах городских властей решено было закрыть ее пока навек, а там видно будет.

Однако у такого эпохального полицейского решения немедленно открылись два последствия — прямое и косвенное.

Почему-то именно после установки Маленькой Железной Двери у жителей Мемориала вошло в моду называть себя «дримы». Какова и с чем тут была связь, городские чиновники так и не сумели взять в толк. Однако даже и сам город на улицах все чаще стали именовать Дримориалом. Но и это не беда. Второе следствие было более серьезным: город стал стремительно переполняться.

Дело в том, что прежде «дримы», из числа тех, что понедолговечней, едва наступал их срок, спокойно уплывали из Мемориала в виде облаков, тумана и других подобных дымных субстанций. Для этого достаточно было раз в неделю открыть выход из города. Теперь же, после установки Маленькой Железной Двери, воспоминания перестали не только умирать, но и даже попросту таять. А коли не получалось умирать, они принялись тучнеть и расплываться прямо на глазах. Город же при всех его масштабах, запасных складских территориях и укромных двориках был отнюдь не резиновый.

Скоро в Дримориале стало попросту тесно, потом — очень тесно, а затем — буквально не протолкнуться. И тогда власти, которых, кстати, в Мемориале никто и никогда в глаза не видел, поскольку это никому не было интересно, решились на половинчатый шаг — предложили отжившим свой срок воспоминаниям улетучиваться из города через замочную скважину Маленькой Железной Двери.

У некоторых получалось. Большинство же отживших свой век дримов к тому времени разбухли настолько, что им требовались более просторные последние пути. Тогда вконец раздраженные власти поступили в лучших традициях тоталитарного романтизма: дверь стали открывать раз в неделю, по воскресеньям. А для остальных дней к ней приставили Часы отмерять время до очередного открытия. А к часам соответственно — Часового.

Понемногу проблема упорядочилась и рассосалась вместе с создавшими ее незадачливыми воспоминаниями — дверь, несмотря на свое название, была не столь уж мала. Город дримов вновь обрел свой обычный и привычный вечный покой. Так продолжалось вплоть до недавнего времени, покуда в Дримориал не постучалась новая беда.

— Какая-то сволочь стащила ключи от благословенной Маленькой Железной Двери, — нервно перебил Братца крысофашист Отто. — Но предварительно заперла замок на все обороты!

Вадим непонимающе смотрел на крыса, натурально хлопая глазами.

— У замка на самом деле предусмотрено очень много оборотов, — терпеливо пояснил братец Сарыныч. — Толком никто даже и не знает, сколько. Наверное, их и не счесть. Воспоминание, которое изготовило замок, страдало прогрессирующим склерозом и на всякий случай наделало их побольше, этих треклятых оборотов! А потом и вовсе испарилось.

— Если только его не убрали, — мрачно просипел Заоблачный Свин.