Новый год плюс Бесконечность

Беата укоризненно глянула на дознавателя, но в ту же минуту зрачки ее расширились и стали расти. Ведьма медленно отняла руку, и все увидели на тряпице, между прочим, совершенно не пострадавшей от угольного жара, два белеющих кусочка кости. Вадим вздрогнул: перед ним лежали человеческие зубы.

— Этого еще не хватало! — прошептала старуха.

Она легонько ощерилась, как раздраженная кошка, и принялась судорожно шарить в заплечном мешке. Ладонь Беаты, на которой лежала черная тряпица, задрожала, и ведьма едва не уронила наземь свои колдовские причиндалы. Дознаватели зашевелились, забеспокоились, не понимая толком, что происходит. А Пятрас неприметно обернулся, чтобы проверить, закрыты ли двери часовни.

Наконец старуха с глубоким вздохом удовлетворения нащупала в котомке нужную ей вещь. Вадим, словно очнувшись от сна, ухватился за рукоять пистоля, слишком прочно и надежно заткнутого за пояс. Арунас подался назад, прячась за выступом стены. В его руках мерно покачивался тяжелый самострел. Можно было не сомневаться, что острые стрелки этого оружия были вырезаны из еще сырой осины — в таких случаях Арунас свято чтил старинные обычаи, особенно коли дело касалось и его собственной жизни.

— Отойди! — выкрикнула старуха, и Вадим не сразу понял, что короткое слово ведьмы было обращено к нему. Ничего ровным счетом не понимая, он вскинул пистоль на уровень глаз и стал выцеливать ведьмину голову, норовя поймать самую середину лба, скрытого платком.

— Прочь! — взвизгнула Беата, отшвырнула в сторону тряпицу с зубами, резко потянулась и неожиданно ударила пана старшего дознавателя длинными скрюченными пальцами прямо в лицо.

— Ведьма! — ахнул Вадим и еле успел отшатнуться. В полумраке часовни пальцы старухи показались ему неестественно длинными, точно на них в одно мгновение выросли…

— В сторону, хозяин! — закричал Арунас, направляя заледеневший в его руках самострел прямо в сердце колдуньи. Как на грех, Вадим оказался на одной линии с ведьмой и своим помощником, так что любая осечка самострела могла оказаться для него гибельной. — В сторону! Вот я ее сейчас!

Что собирался сделать сейчас Арунас, Вадим так и не дослушал, потому что старуха с ужасающей быстротой взметнула вверх другую руку с зажатым в ней плоским и овальным предметом.

За ее спиной тихо и потрясенно выругался Пятрас. Вжавшись в двери и подпирая их спиной, он медленно сползал вниз, прямо в лужицу подтаявшего снега у порога часовни. Вадим ошеломленно воззрился на странный предмет, что старуха крепко сжимала в руке, точно защищаясь им от всех в этой часовне. На мгновение Вадиму показалось, что он увидел в этом предмете… самого себя!

Это было двустороннее зеркало.

Возымело ли действие колдовство, или просто все были ошеломлены, но дознаватели на миг застыли в причудливых позах. Каждый устремил изумленный или яростный взор на ведьмино стекло. Оно покачивалось в сухонькой руке Беаты, губы которой, плотно сомкнутые, побелели от напряжения. Лицо же старухи превратилось в серую маску скорби, точно вырубленную в ночной полутьме. Фонарь и все свечи, сколько их было, разом вспыхнули и тут же почти погасли, продолжая лишь тлеть бледным сумеречным светом.

— Смотри же, варк! — вдруг раздался под низкими сводами часовни громовой старухин голос. Хотя Вадим готов был на чем угодно поклясться, что Беата не разомкнула губ ни на мгновение! И тут старший дознаватель Секунда увидел в зеркале чужие глаза. Они горели яростным красным огнем, и даже само стекло, дрожавшее в руке Беаты, точно раскалилось в мгновение ока. Это были глаза того, кто стоял у Вадима за спиной! А потом над ним взметнулись громадные, загнутые и сверкающие даже в полутьме звериные когти.

Глава 17

Когти любви

— Пан начальник! — в страхе завопил Арунас и вдруг направил самострел прямо на Вадима. Тот замер, шестым чувством ощутив стальной блеск и нездешний холод когтей.

Чумазая девчонка, кокетливая замухрышка Марыся нависала над его плечами, в одночасье став и выше ростом, и шире. Она медленно, словно бы неуверенно улыбнулась, и от этой улыбки у дознавателей мороз пошел по коже. Улыбка раздвинула губы ее большого птичьего рта, и по бокам, там, где еще утром и днем зияли пустые черные дыры, тускло обозначились длинные острые клыки. Марыся сильно сморщила нос и стала удивительным образом схожа с собакой или волком, собравшимся чихнуть. Но из ее губ вырвалось только низкое сипенье, точно гнилой воздух нехотя вышел из прорванных старых мехов. Вадим вздрогнул, и его передернуло: дознаватель почувствовал возле самого лица запах того, что человек, единожды познав, уже никогда и ни с чем не спутает. Это было горячее и смрадное, животное дыхания зверя.

Оборотень тут же опустил тяжелые лапы ему на плечи, глубоко вдавив когти в плотно выделанную овчину полушубка.

— Не шевелись! — предостерегающе крикнула Беата. — Не двигайся, служивый, и останешься цел…

Она подняла взор, и теперь Вадиму стало уже по-настоящему страшно: судя по направлению взгляда старой колдуньи, Марыся, стоявшая за его спиной, стала еще выше! И впрямь: оборотень сейчас возвышался над ним на добрых три головы, а старший дознаватель был ростом куда выше среднего.