Сердце волка

22
18
20
22
24
26
28
30

Они зашли в гостиную. Роберт снял куртку, небрежно повесил ее на спинку стула и подошел к бару, однако вовсе не для того, чтобы что-то выпить: он нажал поочередно на несколько кнопок находившегося там пульта управления, который поначалу показался Штефану обычным пультом стереосистемы, и усмехнулся.

— Датчики слежения за территорией, — пояснил он. — Очень чувствительные. Если кто-либо чуть крупнее собаки заберется во двор, мы об этом сразу же узнаем.

— Ты никогда мне не говорил, что твой дом — настоящая крепость, — заметил Штефан.

Роберт невозмутимо пожал плечами.

— А еще я никогда тебе не говорил, что Франкфурт среди городов Германии занимает первое место по уровню преступности, — сказал он. — Кроме того, этот дом вовсе не крепость. Если бы он был крепостью, я чувствовал бы себя сейчас намного спокойнее. — Он покачал головой. В его взгляде читался упрек, а лицо выражало обеспокоенность. — Итак, что же все-таки произошло? И на этот раз, пожалуйста, расскажи мне буквально все.

— Но ты ведь и так все знаешь, разве нет? — спросил Штефан, присаживаясь. — Только не говори мне, что Ребекка тебе ничего не рассказала.

— А ты сам явно не горел желанием ввести меня в курс событий.

— Я, если хочешь знать, и сейчас не особенно горю таким желанием. — В его голосе слышалась враждебность, однако говорил он таким отрешенно-усталым тоном, что Роберт лишь слегка нахмурил лоб и ничего не сказал.

Штефану вдруг стало необычайно трудно удерживать веки открытыми. Усталость наполнила его тело свинцовой тяжестью, мысли постоянно ускользали. Может, пришло время наконец-то признаться себе, что его силы практически на исходе. Штефан почувствовал, что если не сумеет взять себя в руки, то через несколько секунд непременно уснет.

— Та фамилия, которую ты недавно назвал, — начал Роберт. — Барков… Это ведь главарь наемников, о котором рассказывала Ребекка? Я думал, что он мертв.

— Его люди, похоже, полагают, что в этом виноваты именно мы, — очень тихо произнес Штефан. — И судя по всему, они довольно злопамятные.

— Ты считаешь, что сейчас подходящий момент для неуклюжих шуток?

— Шуток? — Штефан фыркнул. — Нет. Разве в шутку в меня целились из автомата? И в шутку били ногами по физиономии?

Роберт ничего не сказал, и его молчание удивило Штефана. Он шире открыл глаза и посмотрел на шурина. То, что он прочел в его взгляде, еще больше удивило Штефана. Он тут же поднял руку и ощупал свое лицо: кожа была сухой, вялой и, пожалуй, чересчур горячей. Синяки он, конечно, почувствовать пальцами не мог, а вот опухолей, царапин или чего-то подобного там явно не было. Но взгляд Роберта свидетельствовал об обратном.

Если Роберт все-таки собирался что-то сказать, то не успел: дверь в комнату открылась и появился один из телохранителей. Не обращая никакого внимания на Штефана, он быстро подошел к Роберту и что-то прошептал ему на ухо. Роберт кивнул и жестом руки отослал телохранителя из комнаты.

— Ребекка проснулась, — сказал он. — Она спросила, где ты. Пойдешь к ней или сказать ей, что ты спишь?

Покровительственный тон Роберта снова разозлил Штефана, и он не встал и не врезал своему шурину по зубам лишь потому, что все-таки уловил в его голосе доброжелательную интонацию.

— Попробую подняться к ней, — сердито ответил он. — Если сам не смогу преодолеть лестницу, позову тебя.

Лицо Роберта посуровело, но он ничего на это не сказал и ограничился лишь тем, что удивленно пожал плечами. Штефан встал, молча вышел из гостиной и направился на второй этаж. Он еще никогда не встречал такой длинной и крутой лестницы. На верхних ступенях Штефан был уже готов сдаться и позвать на помощь кого-нибудь из телохранителей. Быть может, он не сделал этого лишь потому, что ясно представил себе, как снисходительно усмехается Роберт проявлению слабости с его стороны.

Ребекка лежала, свернувшись калачиком, на огромной кровати и спала. Правой рукой она обхватила Еву, которая тоже спала, причем еще крепче, чем раньше. Ее дыхание было медленным и размеренным, а лицо было таким умиротворенным и расслабленным, что Штефан в первый миг почувствовал хотя и явно неуместную, но очень сильную зависть. Менее трех часов назад все они — не только Штефан и Ребекка, но и этот ребенок — отчаянно боролись за свою жизнь. Он до сих пор помнил, как бешено и гневно сверкали глаза Евы. Тогда она прекрасно понимала, что происходит, несмотря на то что ей всего лишь три или четыре года. Теперь же она спала так безмятежно, как будто ей никогда не угрожала смертельная опасность.