Поражённые ужасом, стояли мы перед тем, что осталось на земле, перед ним, а Свет его мерк и мерк в вышине, удаляясь, становясь одинокою и светлою звездою на тёмном небе.
Один из нас поднял морду к тёмному небу. Слёзы полились по линялой шерсти, и, страшный в пустоте, осиротелый вой пронзил предсмертную нашу тишину…
Слышавший, видевший
— Итак, ты видел и слышал пение…
— Нет, не пение, это было иначе, это как лучи, которые распрямляют душу. Душа ложится в колыбель и качается в звуке…
— Ты смеешь воспевать соблазн. (Ах, если бы это услышать!)
— Соблазн? Нет, это пища души — и счастьем, и страданием, и шумом реки, и памятью…
— Твоя пища отравлена. (…Он смеет касаться Света…)
— Из любой проникшей в нас отравы высота наша извлечёт тонкую вытяжку, хрустальную, как слепящая ёмкая грань…
— Мы не понимаем тебя. (Скажем, что не понимаем!)
— Выйдите с голубем в руках в утро, когда над горою — пение птиц, когда деревья ветвями безмолвны — познайте первую весть — задержите её в душе — и ноты сомкнутся в захваченный ветром мотив — зрение озарится радостью тихой, щемяще-печальной…
— Ты осмелился одушевлять Творенье. Путь этот запретен и тёмен. Мы не понимаем его. (Все понимаем, но мы слепы и не вправе сознаться в своей слепоте, от этого мы не прозреем. Опасен зрячий! Пока он жив, нам не будет покоя, но детям нашим и детям наших детей понадобится зрение. Пусть продолжает.)
— …Вовне и внутри, во всём и в каждом, кто видит и слышит, воспрянет затишье. Откройтесь, пусть солнце заглянет в глубины!
— Довольно. Ты злоумышляешь нам искушение. (…Всё решено: предательство, казнь — вот что нужно, чтобы Преданию выросли крылья! Он будет сожжён. Ему светел Логос. Наш хаос земной ему бесполезен.) Костёр, факелы, пакля! Последнее слово? Не надо. Излишне. Отвергнем последнее слово, потому что слово его не станет последним. Придёт время… И ради того, чтобы это случилось, конечно: костёр, факелы, пакля… Молчание вслед…
…Свет. Тишина. Бог…
Спор змей
(Легенда)
Негнущиеся, мёртвые листья лавра тяжело опадали с главы дерева на камень, на котором сидела, как на троне Египта, старая Змея.
Она покинула узкое межскальное убежище, чтобы понежить холодную кровь последним осенним теплом, глянуть в мир мутными глазами и уйти глубоко в подземелье…
Долго и долго сидела она на камне, окружённая умирающими, колеблемыми страхом травами. И сама Змея казалась чешуйчатым стеблем, послушным дыханию ветра.
ebooksa