От Руси к России

22
18
20
22
24
26
28
30

С усмирением стрелецкого бунта началось открытое правление Софьи, опиравшейся на клан Милославских. Главой правительства стал фаворит правительницы — князь Василий Васильевич Голицын. Образованный человек, прекрасный дипломат и политик, князь Голицын был ярым сторонником участия России в европейских делах на стороне католических стран: Австрии, Речи Посполитой и Венеции. Но эта политика была не просто непопулярна в стране. Для большинства русских людей она была непонятна и непривычна. Еще совсем недавно, при патриархе Филарете и царе Михаиле Федоровиче, при Никоне и царе Алексее Михайловиче, русские внешнеполитические установки были противоположны. Россия выступала против Польши, а в ее лице — против всего католического Запада, стремясь к «торжеству православия». Кроме того, что такая политика России находила поддержку у украинцев и белорусов, она являлась и вполне ортодоксальной с христианских позиций. Ведь жестокое обращение с православными, принятое у католиков, не шло ни в какое сравнение с тем, как относились к балканским христианам в Османской империи.

Турки, которые владели большей частью православных стран: Сербией, Болгарией, Грецией, Молдавией, Валахией, — а также Сирией и Египтом, где была велика доля христианского населения, обращались с христианами довольно мягко. Конечно, христиане не могли служить в армии и носили оружие только в исключительных случаях, сделать большую карьеру они могли, лишь приняв ислам. Но тот, кто не желал делать карьеру и не хотел принимать ислам, мог спокойно жить и работать, свободно посещать христианские храмы, читать и даже издавать православные богослужебные книги. Свобода совести рассматривалась как один из принципов государственного устройства империи, ибо турки XVII в. здраво полагали, что лучше собирать с христиан дополнительный налог, чем разжигать в своей стране гражданскую войну. А деньги были очень нужны туркам для содержания войск: внешних войн Османской империи хватало.

Вооруженная борьба католических стран с Турцией в XVI–XVII вв. шла практически непрерывно. Во второй половине XVII столетия турки-османы, несмотря на ряд серьезных поражений от европейских держав, удерживали в своих руках Подолию и часть Венгрии, а в 1683 г. перешли в наступление против Австрийской империи и осадили Вену. Польский король Ян Собесский, решив, что оставлять Австрию в таком положении слишком опасно, принял активное участие в обороне города. По европейским источникам, турецкие войска под Веной насчитывали около 200 тысяч человек, включая «обслуживающий персонал». Без сомнения, численность боевых частей была существенно меньше. Против турок выступили сорокатысячная австрийская армия и двадцать шесть тысяч польских гусар Собесского. Этими силами турки были разбиты наголову. Поражение было так сокрушительно, что султан казнил своего великого визиря. Но успех Австрии и Речи Посполитой был достигнут исключительно благодаря героизму польского рыцарства, и обошелся он Польше дорого.

Продолжение борьбы с турками потребовало объединения европейских государств, и в 1684 г. была создана Священная лига, в которую вошли Австрийская империя, Речь Посполитая, Венецианская республика и Мальтийский рыцарский орден. Участники этой коалиции стремились вовлечь в борьбу с Турцией и Россию, чтобы переложить на нее тяготы ведения войны на Диком поле. Несомненно, что идея о союзе христианских государств для борьбы с магометанами была лишь вывеской: еще в 1676 г. Речь Посполитая в канун очередного турецкого вторжения на Украину благополучно предала Россию и поспешила заключить с султаном мир. Россия, незадолго до того заступавшаяся за Речь Посполитую и требовавшая от османов прекращения нападений на Польшу, столкнулась с высвободившимся стотысячным турецко-татарским войском. Лишь ценой героических усилий стрелецкого ополчения и казацких отрядов русским удалось отстоять Киев и Левобережную Украину.

Все это умные люди в России прекрасно понимали. Когда дьяк Посольского приказа Емельян Украинцев сообщил гетману Самойловичу о решении Голицына примкнуть к коалиции европейских католиков против Турции, гетман справедливо заметил, что воевать за интересы своих врагов глупо, нарушать мир с турками и татарами нет причин, а надежды захватить Крым совершенно иллюзорны. Об этом, без сомнения, знали и Софья, и Василий Голицын. И тем не менее они поддались на увещевания поляков-иезуитов, вопреки мнению такого опытного военачальника, как Самойлович. В 1686 г. Россия примкнула к Священной лиге, получив в обмен на обещанное ею участие в войне «вечный мир» с Польшей и Киев в бессрочное владение (он, по Андрусовскому перемирию 1667 г., перешел к России на два года, да так и не был возвращен полякам).

Западноевропейские страны всячески стремились привлечь русских к войне не столько с Турцией, сколько с ее союзником — Крымским ханством, так как австрийцы и поляки больше опасались не регулярной турецкой армии, а стремительных набегов татарской конницы. Крымцев-то и должны были отвлечь на себя русские войска.

Таким образом, России приходилось вступать в войну, не имея никаких гарантий на приобретение земель на Балканском полуострове в случае победы. Однако свои обязательства нужно было выполнять. И в 1687 г. стотысячное русское войско, руководимое князем Голицыным, выступило в поход на Крым. Ветераны степных войн, дворяне и казаки, хорошо представляли себе авантюрный характер затеи Софьиного фаворита. Голицын не обладал никакими полководческими талантами, а огромному войску предстояло летом пройти по сухим, безводным степям от Полтавы до Перекопа и, не имея надежного тыла, взять сильно укрепленный перешеек. Не удивительно, что этот крымский поход, так же как и следующий (1688), кончился позорной неудачей. Сам Василий Голицын отделался легким испугом: его интимные отношения с Софьей спасли князя от опалы. Виновным в провале Голицын при помощи интриг Ивана Мазепы объявил Самойловича, менее всех повинного в неудаче и изначально возражавшего против голицынской авантюры. Гетмана лишили должности и сослали в Сибирь по надуманному обвинению, а гетманскую булаву, как мы уже упоминали, получил ставленник Голицына — Мазепа.

Накануне реформ

Неудачи крымских походов вызвали брожение и рост недовольства в стране. И раньше большинство простого народа удивлялось нравам и обычаям царского двора. Видя правительницу в польских нарядах, ее фаворита — в польском кунтуше или слыша польский язык и латынь вельмож, люди недоумевали. (Польский язык к тому времени прочно вошел в моду и употреблялся в Кремле очень широко.) А после подчинения внешней политики России интересам Австрии, Польши и даже Венеции, введения тяжелых налогов и принесения бесполезных жертв правительство лишилось всякой популярности. Неприязнь к нему усилилась также из-за крайне жестокой политики по отношению к старообрядцам. В 1685 г. против раскольников были изданы пресловутые «Двенадцать статей» — одно из самых безжалостных узаконений в русской карательной практике. (Кстати, в том же году Людовик XIV отменил Нантский эдикт о веротерпимости. В обоих случаях роль подстрекателей выполнили иезуиты.)

Развязка наступила в 1689 г., по возвращении Голицына из Крыма. Началось со слухов. Пошли разговоры, что стрельцы, по наущению Софьи и начальника Стрелецкого приказа Федора Шакловитого, снова замышляют убить Петра и вдовствующую царицу Наталью Кирилловну. Напуганный этим известием, семнадцатилетний Петр ночью бежал из своей резиденции в селе Преображенском под защиту стен Троице-Сергиевого монастыря. Противостояние Нарышкиных и Милославских, Петра и Софьи приняло ничем не замаскированный характер. Однако стрельцы на сей раз повели себя очень пассивно, набат не зазвучал, сторонников у правительства не оказалось. Патриарх, выехавший для переговоров с Петром, больше не вернулся в Москву. Вслед за патриархом потянулись бояре, уходили строем с развернутыми знаменами пешие и конные полки. Софью и Голицына просто никто не хотел поддерживать, а стрельцы с готовностью выдали Петру Шакловитого. В итоге Шакловитому отрубили голову. Голицын был сослан, а Софья заточена в монастырь.

Так партия Нарышкиных пришла к власти, поднявшись на гребне национального недовольства западным влиянием. Можно без всякого преувеличения сказать, что вся страна своим сочувствием возвела на престол будущего Петра Великого вместе с его партией, с его окружением. Провозглашенная ими политика национального возрождения, если ее так можно назвать, сохранялась довольно долго — с 1689 по 1701 г. Это было время, когда к власти пришли патриарх Иоаким, вдовствующая царица, ее брат Лев Нарышкин, родственник Петра по бабушке Тихон Стрешнев, дядька царя князь Борис Голицын и, позже, князь-кесарь Федор Ромодановский, который стал ведать Преображенским приказом.

Новое правительство, будучи втянутым в войну, должно было продолжать ее, и Петр, оставив «марсовы потехи», предпринял вместе с донскими казаками в 1695 и 1696 гг. два похода для захвата турецкой крепости Азов, запиравшей выход из Дона в Азовское море. Азов был хорошо укрепленным форпостом турок. Петру, не располагавшему флотом, не стоило и мечтать о взятии крепости, гарнизон которой получал достойное подкрепление. Но молодой царь и его друзья пребывали в уверенности, что осада Азова будет ничуть не сложнее «морских походов» на Переяславском озере или штурма игрушечной крепости у подмосковной деревни Кожухово. Естественно, первый поход 1695 г. закончился неудачей. Сняв осаду, русские отошли.

Всю зиму Петр провел в Воронеже за строительством флота и подготовкой второго похода. На новые воронежские верфи было согнано несколько десятков тысяч человек, и ценой неимоверных лишений для людей и затрат для казны к весне было построено несколько крупных кораблей. Вместе с русскими в поход на Азов выступили украинские и донские казаки, а также калмыцкая конница. И надо сказать, что успех второго штурма Азова был обеспечен не вновь построенными крупными кораблями, а небольшими маневренными лодками донских казаков. Мобильные казацкие суденышки внезапным нападением на турецкие корабли рассеяли их и позволили русскому флоту беспрепятственно выйти из Дона в Азовское море. Судьба крепости была решена, и после двух месяцев осады турки на условиях почетной капитуляции покинули Азов.

Однако сама необходимость взятия Азова была более чем сомнительна. Азовское море сообщается с Черным через Керченский пролив, а Керчь и Тамань находились в руках у турок и татар. Таким образом, взяв Азов, логично было бы начать отвоевывать выход из Азовского моря в Черное, то есть, подобно Голицыну, пытаться захватить Крым. Но ведь даже завоевав Крым и получив выход в Черное море, Россия не стала бы средиземноморской державой. Для настоящей конкуренции в Средиземном море с венецианцами и англичанами русским необходимо было получить проливы Босфор и Дарданеллы, то есть ни много ни мало — захватить Стамбул. А об этом и речи не могло идти в конце XVII в.

Итоги русско-турецкой войны были для нашей страны не блестящи. Австрия заключила с Турцией мир, предоставив России одной рассчитываться за все неудачи, поскольку сама она уже приобрела богатую Венгрию. Речь Посполитая получила необходимую ей Подолию, ставшую барьером на пути турок во внутренние области Польши. Россия же присоединила к себе Дикое поле от Дона до Запорожья. Как мы уже упоминали, эта земля действительно являлась полем постоянного сражения между ногайскими татарами, совершавшими набеги на русскую и польскую Украину, и казачьими отрядами, шедшими с севера для нападений на турецкие и татарские владения. И казаки, и татары были жуткими головорезами, и, конечно, возможности заселять и обрабатывать эти плодородные земли Россия не имела. Европейцы прекрасно представляли всю условность этого приобретения и без колебаний согласились считать Дикое поле русским.

Таким образом, всем здравомыслящим людям были видны негативные результаты голицынского союза с католиками. Вероятно, не без влияния своих ближайших советников Петр решил изменить приоритеты во внешней политике и попытался наладить контакты с другими европейскими государствами. В 1697 г. в Европу направилось «Великое посольство», в составе которого инкогнито под именем «урядника Петра Михайлова» ехал и сам молодой российский самодержец. Путь посольства пролегал в основном по протестантским странам Северной Европы: Курляндии, Бранденбургу, Голландии, Англии.

Из этого путешествия, в ходе которого прошли переговоры (хотя и неофициальные) с европейскими монархами, Петр привез на Русь новую идею русской внешней политики — союз не с католическими, а с протестантскими государствами. Следует сказать, что для любимой Петром Голландии и торговой Англии самой насущной задачей являлась тогда борьба с католической Францией и ее политическим союзником — Швецией. Вот и попытались европейские политики использовать Петра в борьбе против Швеции, точно так же, как ранее они использовали Голицына и Софью в борьбе с Турцией.

Как видим, с заменой Софьи на Петра русская внешняя политика не получила самостоятельного характера, утерянного в правление Софьи. Она лишь была переориентирована на иную группу западноевропейских стран.

Молодой Петр, на которого упорядоченная, комфортная жизнь в Голландии произвела глубокое впечатление, был захвачен великими планами: сделать из России такую же «цивилизованную» державу, построить такой же морской флот и развить коммерцию. Правда, для воплощения царской мечты приходилось начинать воевать со Швецией за выход к Балтийскому морю, но это считалось задачей своевременной и благородной.

С этнологической точки зрения, возникновение петровской мечты вполне естественно. Петр, как и его соратники, принадлежал своему этносу, переживавшему в XVII в. максимум пассионарности — акматическую фазу, малоблагоприятную для жизни простых людей, до предела насыщенную конфликтами и всяческими безобразиями. Человеку, видевшему ребенком кровавые стрелецкие расправы, слышавшему ожесточенные споры о вере, вынужденному постоянно бороться за свою жизнь в дворцовых интригах, тихая, спокойная жизнь Голландии, находившейся в инерционной фазе, действительно должна была показаться сказкой. Стремление Петра в России конца XVII — начала XVIII в. подражать голландцам напоминает поступок пятилетней девочки, надевающей мамину шляпку и красящей губы, чтобы быть похожей на свою любимую маму. Но как шляпка и помада не делают ребенка взрослой женщиной, так и заимствование европейских нравов не могло сменить фазы русского этногенеза. Подтверждение тому есть и в истории «Великого посольства»: Петр не смог, как планировал, посетить Венецию. Он был вынужден, бросив все, срочно вернуться в Россию, где вспыхнул очередной, и на сей раз последний, стрелецкий бунт.