— Ну, брат, это тебе не детский сад, — развел он руками. — Все-таки уже практически все взрослые ребята, с паспортами. Кроме тебя, разумеется. Кстати, не обижают?
— Да нет.
— И даже не пытались?
— Всякое бывало, — я почесал кончик носа, который вдруг нестерпимо зачесался. — Но я умею за себя постоять, если надо.
— Ага, наслышан, — вновь усмехнулся он. — Это ты правильно делаешь, что в обиду себя не даешь. Тут самое главное в начале поставить себя как нужно, а потом проще будет. Понимаешь?
— Угу.
— Преподаватели тебя хвалят, я слышал… Нравится учиться?
— Конечно не все предметы, а так вообще — да, нормально.
— А какие не нравятся?
— Всякие скучные.
— Это какие, например?
— Ну вот… история как-то не очень… математика еще всякая…
— Это да, — согласился Голицын. — Дело скучное, но очень нужное. Так что без этого никуда. Но я слышал, ты справляешься, даже несмотря на то, что младше остальных.
Тут я печально вздохнул, потому что мне вот это «справляешься» давалось не очень просто. Иногда приходилось над учебниками попотеть и поскрипеть мозгами.
— Похвально, — не дождавшись ответа, сказал он. — И друг у тебя хороший.
Я чуть не подпрыгнул на диване! Это какого друга он имеет в виду, интересно знать? Неужели про Дориана как-то пронюхал? Он же все-таки из тайной канцелярии, может быть у них там какие-то способы есть, как про секретных друзей узнавать.
— Ты чего напрягся, дружок? Или у тебя здесь не один друг и кроме Нарышкина еще какие-то есть?
А-а! Так это он про Лешку… Тьфу ты, а я было испугался.
— Да нет, кроме него других нет. Подружка одна только еще появилась. Но это не точно.
— Что так? — поднял брови Василий Юрьевич.