Городские ведьмы

– А что там дальше?

– Где?

– В стихах.

– Хочешь послушать?

– Хочу.

– А не боишься? Танька говорит, что поэты – ясновидящие, им открыты многие тайны.

– Хватит дразниться. Раз так – тогда не хочу. И вообще мне работать надо. Не отвлекай меня.

– Ты мне сама позвонила, нахалка! А между прочим, это все: «Все происходит так, как надо…» Финал. Поняла?

– Поняла, поняла. Зачем я тебе позвонила?

– Душу отвести, как я понимаю. На Титова пожаловаться. Кстати, полегчало?

– Нет. Ты все испортила своими дурацкими стихами. Все, хватит. Пошла я работать. Ясновидящая ты моя. Лучше бы ты… Эх, да ладно…

Юля Вишневская положила трубку и перечла стихотворение. Вот позвонила Марьяна, и Юля как наяву увидела ее взволнованную, с пылающими щеками… Похоже…

Она закрыла тетрадь. Зачем она полезла стихи читать? Пока непонятно, куда утащит ледоход бумажный кораблик. Может, он мокрым комком упадет на дно или прилипнет к льдине. Неизвестно. Не у каждой сказки хороший конец. Зачем она Марьяшку еще сильнее растревожила? Но как жить дальше, если некому прочитать свои стихи? Совсем никак.

Юля села на диван и заплакала, хотела потихоньку, но потом перестала сдерживаться. Хотя уже плакала над ванной, притворяясь, что стирает детские вещи. А что еще ей оставалось делать? Сегодня зарубили сюжет. Про ведьму. Зря она гоняла Таню на крышу. Да, Наташка Сажина была права, когда говорила, что в этот проект она не попадет. А еще до этого отклонили сценарий. Она чудом, благодаря своей свекрови, попала на центральный телеканал со своими идеями. Точнее – общими с Кириллом. Сначала ей тактично намекнули, что взять могут только одного. Потом предложили переделать веселую молодежную передачу под скучную ведущую… Юлька, как сама думала, ловко отказала. Но ее поняли правильно и дали понять, что проекты надо похоронить. Собрав волю в кулак, она в открытую напросилась написать сценарий одной из передач исторического цикла. Дали добро. Сломя голову она бегала по однокурсникам, собирала литературу по гвардии. Собрала. Написала. Велели переписать. Переписала. Три раза. После четвертого муж прочитал и сказал: пора остановиться. Получается только хуже. Пора отсылать. Отослала. Отклонили с отзывом: «Слишком серьезное историческое исследование. Нам нужен быт». Какой еще быт им нужен? Быта навалом! Как офицеры портянки стирали? Не стирали они портянок, у них на то денщики имелись.

О господи! Все рухнуло! Никаких надежд! Опять никуда не взяли. Остается идти ишачить на бабку Алевтину, торчать с утра до вечера на выставках в гавани, напрашиваясь на рекламные сюжетики. Как это унизительно! Вчера бывший однокурсник, успешный модный телеведущий, даже не поздоровался, а когда-то восхищался ее стихами. Дружили. У Юльки до сих пор в папке с институтских времен хранятся его «произведения»: стихи и маленькие рассказы. Неплохие, кстати. Обсуждали когда-то… А теперь в упор не видит. Ну ладно, не видит, и не видит… Может, у него зрение испортилось. Или не узнает. Что ж теперь делать… Не та нынче Юля Вишневская, не та красотка-поэтесса, что училась с ним на одном курсе, в одной группе. Между 46-м и 54-м размером прошли девять лет и двое девочек. Обычная мамаша-клуша, разве что стихи пишет… Пока… Сама себе в тетрадочку и на листочках, что постоянно разбросаны по всему дому. И сценарии для мужа да закадровый текст. И обвязки к рекламным сюжетикам для бабки Алевтины. Бабушка российского телевидения, старая пройдоха – платит через раз. И приходится это глотать. А все почему? Элементарно, Ватсон: больше никому ее творчество не требуется. И деньги нужны. Правда, деньги приходят еще от гадания, даже больше, чем от Алевтины. Но… Во-первых, никогда не знаешь, будут они или нет, а во-вторых, как-то стыдно быть гадалкой. Хотя гадает она хорошо. Многие благодарили. И ходят часто, особенно зимой и осенью. Как люди, интересно, про нее узнают? Не по рекламе же! Рекламы Юлька не давала. Значит, сарафанное радио. Один другому сказал: мол, есть тетка такая, гадает хорошо и еще колдовать умеет. Может помочь. Вот и приходят, и просят. И действительно помогает, Юля не раз убеждалась, что колдовать она и вправду умеет. Сила есть, реальная сила, не плод больного воображения. Хотя куда ей до Тани! Так, на курсах научилась. Правда, все усвоенное переработала творчески. И прабабушка умела грыжу заговаривать. Только и всего. Даже неловко как-то в этом признаваться. Хотя приняли в семью, несмотря на то что «со странностями». Хорошо, что жилье свое. Часть мама выделила, а часть сама заработала под Марьяшкиным началом. Чем только она не занималась в своей жизни! И всего два года по специальности: учитель. Хорошая работа, кстати, жаль только, зарплата маленькая. А нервов теряешь море. Юлька порылась в столе и достала папку с документами. Сколько у нее разных корочек! Просто классический набор неудачницы! Все умеет, ничего применить не может. Диплом о высшем образовании, диплом секретаря-машинистки, диплом прядильщицы-мотальщицы, диплом психологических тренингов, курсов ДЭИР, вот еще эти.

Нет, эти особенные. Стругановские курсы Юлька никогда не забудет.

Затащила неистовая Феоктистова. Подруга детства. Точнее, отрочества. В одном драмкружке занимались. Когда-то Юльке выпала честь почитать ее стихи, они были записаны аккуратным, странно округлым почерком в старом блокноте. И Юлька влюбилась. В стихи и в автора. И стала верной «оруженосицей» Ольги на много лет. Это было непросто! Феоктистовой помимо таланта достался ужасный характер. Мнительная, вспыльчивая. Чуть что не по ней или, не дай бог, показалось… Она гнала, а Юлька возвращалась. Ссорились, мирились… Вишневская собирала разорванные листочки Феоктистовских стихов и перепечатывала. Сборник сделала. Зачем-то. Да нет, понятно зачем. Стихи Ольги ей всегда казались невероятно хорошими. Гораздо лучше ее собственных. А Юля Вишневская была рабой любви к прекрасному. Странная получилась дружба. Кстати, Феоктистова жила почти на самом Невском проспекте, в двух шагах от метро «Канал Грибоедова». Очень удобно зайти, если пошел гулять на Невский. Заходили часто. Иногда Ольку это раздражало, иногда радовало.

Однажды нехарактерным для квартиры на Невском безлюдным вечером они с подругой сидели в ее загаженной под самый потолок квартире и размышляли о жизни. Юлька пребывала в депрессии, а Феоктистова маялась от безденежья и перманентных мужниных измен. Но как бы она ни страдала – неизменно оправдывала своего драгоценного Витеньку. Он у нее Водолей, известный астролог, ему положено. Юлькина личная жизнь вообще пребывала в полной разрухе. Окончательно разошлась с отцом старшенькой, а послеразводные отношения с другими мужчинами себя не оправдали. Только растравили старые раны. И вообще все складывалось не так. Романтичная Вишневская в тот период своей жизни по ночам мыла полы в отеле «Европа». За это хорошо платили: можно снимать квартиру и покупать ребенку фрукты. Кроме того, нищета начала перестройки согнала тогда в это фешенебельное заведение массу приличных, образованных людей. Есть с кем поговорить о высоком в минуты «кофе брейка» в столовой для персонала под названием «кантин». Но… Отношение тамошнего сплошь иностранного менеджмента к русским как к людям второго сорта здорово отравляло жизнь крепкой скотской ноткой. Так что, несмотря на вкусную еду и громадную по меркам 93-го года зарплату, было тошно. Они с Феоктистовой кидали карты. Точнее, раскладывали Таро. Первую колоду Юлька, по примеру Ольги Феоктистовой, сначала вырезала из книжки, а потом, когда гласность окончательно победила, купила в «Крупе» «Het Monster», картишки с изрядным «прибабахом». К Ольге колода пришла сама через несколько пар рук. Это была роскошная «девочка» из самого Парижа, и называлась она «The Witches Taro», что переводилось как «Ведьмовское Таро». Кажется, Ольга сама ее побаивалась, по-прежнему предпочитая гадать на картах, вырезанных из книги и любовно наклеенных на картонки. Юлька влюбилась в эту темную странную колоду с первого взгляда и всегда норовила ее подержать в руках, когда бывала у Феоктистовой. Тогда она еще не знала, к кому именно стремилась капризная «француженка» и что эти карты рассорят ее окончательно с горячо любимой и такой же безумной, как она сама, Ольгой. В тот сырой питерский вечерок под бутылку красного вина, с боем добытую в «угловом дежурном», они решили изменить свою жизнь. Ольга, листая какую-то бесплатную газетенку, из тех, что щедро раздают у метро, выискала объявление о наборе на курсы «Биоэнергоинформационного взаимодействия» и позвонила туда.

Выяснив, что действительно учат этому самому «взаимодействию» всех, а не только тех, у кого обнаружат «дар», а также дают корочки, Феоктистова загорелась. Ей срочно понадобилась компания, а Юлька вроде подходила. Юлька потом просто поняла, что именно с этого момента и началось их расхождение, переросшее во вражду. Она всегда находилась чуть позади, всегда восхищалась нелепой, гениальной и беззащитной Феоктистовой. Давала читать ее стихи всем знакомым, даже в институте показывала, и до сих пор Ольгины строчки вертятся у нее в голове… Ах, если бы знать все наперед, еще тогда, на коричневой от копоти кухне… Пошла бы она тогда к Струганову? Неизвестно. Скорей всего, нет. Но прошлого не воротишь. Все. А тогда, в тот смутный, странный вечер, ближе к одиннадцати, Ольга возвела очи к коричневому потолку (он стал таким, когда Феоктистова приволокла домой муфельную печку для бездымного обжига и жизнерадостно продымила ею всю квартиру) и простонала:

– Ну решайся же наконец! Пойдешь со мной на курсы?