Мой календарь
В Мексике гуляют Dia de Мuertos, День Мертвецов. Традиция нехристианская, тянется с докортесовых времен. Ацтеки верили, что в этот день души покойников навещают живых потомков. Мексиканцы таким гостям рады, совсем их не боятся, поэтому праздник вполне веселый, хотя непривычному человеку смотреть на карнавальные шествия со скелетами и черепами жутко. Зато это еще живописней привычного нам Хэллоуина.
Россияне же 1 ноября, если верить календарю, отмечают другую жуть — День Судебного Пристава.
Выбирайте, какое из этих празднеств вам больше по душе. Если День Пристава — выплатите сегодня все долги.
Если Dia de Мuertos — нестрашно попугайте родственников, полейте кактус и выпейте текилы.
Еще можно послушать прекрасную и страшную мексиканскую песню про плачущего призрака La Llorona.
У нас опять роковая дата. Музыкальное сопровождение российской истории — вообще какой-то тяжелый рок, вечный «Дым над водой».
2 ноября 1721 года Петр Великий принял титул Отца Отечества (то есть, получается, дедушки своих подданных, ведь они дети Отечества) и провозгласил себя императором.
Я уже писал на одной из предыдущих страничек, что победа в Северной войне оказала России дурную службу, а Швеции, наоборот, в итоге пошла во благо — повернула эту задиристую державу с воинственного пути на созидательный. Последствия превращения России в империю сказываются и сегодня, триста лет спустя.
Что царю захотелось именоваться еще и императором — это четверть беды, пару лет спустя императора похоронят. Но бедная Россия после него так империей и останется. Это состояние принесет ей гораздо больше бед и тягот, чем триумфов и трофеев. От большинства других исторических империй Российская отличается тем, что из нее получилась великая держава маленьких людей, то есть всё вместе великое и могучее, а каждый человек по отдельности — никто и ничто. Медный Всадник будет гоняться за бедными Евгениями и затаптывать их в булыжник своими тяжелыми копытами, а русская литература сочтет своей миссией защиту «маленького человека» от металлического кентавра. Униженных и оскорбленных будет предостаточно во все эпохи.
Великой является страна, которая помогает своим людям быть большими — вот истина, которая никак не приживется на российских просторах. 2 ноября — правильный день, чтобы ее осознать.
Здравствуйте, меня зовут Борис Акунин. Я — графоман.
В сущности все пишущие прозу или стихи люди — графоманы, это ведь оценочное суждение. С точки зрения Льва Толстого и Шекспир — графоман, а с точки зрения Набокова графоман — автор «Доктора Живаго». «Графоманией» литературное произведение называет тот, кому оно не нравится. Всегда можно про такого критика сказать себе: да он просто дурак (или еще не дорос, или завидует).
Если самому тебе собственное сочинение — норм, этого в принципе достаточно.
Те, кто сочиняет прозу или стихи (даже в жанре «поздравляю и желаю»), нынче у нас именины. День памяти самого именитого графомана русской литературы графа Дмитрия Хвостова (1757–1835). 3 ноября он улетел на небо, к своим зубастым голубям. (Это Пушкин поиздевался над тем, что у Дмитрия Ивановича голубь разгрызает силок зубами).
Граф впрочем был добрейший и милейший человек. Окружающие только боялись, что он начнет им декламировать свои длинные вирши. Хлеб у других авторов Хвостов не отбивал — издавал собственные сочинения сам, очень красиво.
Мне нравится про него такая история.
Хвостов был женат на дочери Суворова, который своего зятя очень любил. И вот старый генералиссимус помирает, прощается с Хвостовым наедине. Говорит ему слабеющим голосом: «Митя, ты добрый, хороший человек. Ну пожалуйста, перестань выставлять себя на посмешище, не пиши стихов». Граф вышел, утирая слезы. Домашние спрашивают: «Ну что он?». «Совсем плох, бредит», — печально ответствовал Дмитрий Иванович.
А еще Хвостов, подобно Горацию, Державину и Пушкину написал про себя стихотворение «Памятник»:
Вот так, братья и сестры графоманы, следует относиться к своим сочинениям. Никто нам не судья.
Не стесняемся, пишем.