Эта женщина обладала грацией королевы. На прелестной головке возвышалась сплетенная из светлых волос прическа; подобная мусульманской чалме, она придавала ее осанке благородство и величественность. Платье из тонкой голубой ткани обильными складками ниспадало с ее плеч и придавало ее фигуре изящность и стройность, достойные греческой Дианы.
— Вы меня звали, — сказала она, — я пришла.
Равенстоун, с таким презрением недавно говоривший о суеверии Гарднера, был заметно испуган: кровь замедлила бег в его жилах и темный ужас сковал его. Однако благая цель и сознание собственного притворства вернули ему самообладание; сохраняя осанку, приличествующую епископу, он возвысил голос и спросил:
— Куда подевалось твое колдовское искусство, если ты не знаешь в чем моя надобность?
— Я изучала ход ваших планет, — отвечала Алиса Хантингтонская, — вашим желаниям несть числа, и потому время их исполнения неопределенно; но я прочла судьбу Марии Стюарт, и я знаю, кто из ее вельмож лишится благоволения своей фортуны сегодняшней ночью.
— Не скажешь ли ты, кто он? Каков его облик, Алиса? — отворачивая от Алисы лицо, спросил мнимый епископ.
— У него тонкое, благородное лицо с глубоко посаженными глазами; густые брови и широкие ноздри, все время он как бы принюхивается; у него тонкие губы и большие руки с длинными холеными ногтями; расслабленная походка и природная смуглость — вот его приметные черты. Однако невозможно описать его ум, столь глубок он и многогранен. Знаком ли тебе этот портрет, епископ Винчестерский?
— Полно, женщина! — отвечал Равенстоун. — В том, кого вопрошаешь ты, нет больше веры к ведьме, окрасившей цветом своих глаз лицемерие; отныне бессильна ее льстивость, заставлявшая краснеть мальчиков и верить их в то, что дерево, которое она любила, и источник, которому она улыбалась, — священны. И сейчас она служит двум господам, — один из них обезумел от своих мечтаний, другой — от своих лет! — Произнеся эту тираду, Равенстоун скинул с себя мантию; густые агатовые волосы рассыпались по его плечам; и он предстал перед Алисой грациозный и гибкий, как сама молодость. Алиса оставалась невозмутимой; она не сделала даже попытки отстранить юношу, когда он обнял ее.
Она засмеялась, и смех ее был так мелодичен, так свеж был ее румянец, что Равенстоун невольно выпустил ее из своих рук.
— Документ, Алиса! Уже полночь, и комендант ждет — где документ об освобождении Бредфорда?
— В моей руке, — ответила она. — Нужна лишь твоя печать и подпись; видишь, тут уже стоит подпись нашей королевы.
Равенстоун выхватил пергамент и, не спеша ставить подпись, развернул его.
— Ты обманываешь меня, Алиса! Это брачный контракт, дающий тебе в приданое земли Жиля Раффорда.
— Но он подписан самой королевой, не правда ли? — спросила она, улыбаясь.
Равенстоун снова заглянул в пергамент и увидел в контракте свое имя: он был представлен как муж, выбранный королевой Марией для своей фрейлины.
— Королева подписала указ об отмене приговора Бредфорду?
— Вот он, но печать, которая должна спасти твоего друга, не будет поставлена до тех пор, пока ты не дашь свое согласие на брак. Выбирай!
В правой руке она держала развернутый указ об освобождении Бредфорда, в другой ее руке был брачный контракт. Он улыбнулся, когда взор его встретился с ее сияющими голубыми глазами, и поставил свое имя на контракте, справа от себя. Заключив соглашение своей подписью, она вложила бумагу в поясной кошель и позволила Равенстоуну взять документ об освобождении Бредфорда. Все складывалось удачно, но когда он обернулся, чтобы взять кольцо Гарднера, то нашел ларец закрытым.
— Ты сам виноват, Равенстоун! — сказала Алиса. — Ты смеялся над чудесами и колдовскими обрядами даже тогда, когда любопытство соблазнило тебя заглянуть в ларец в надежде на чудо. Как хорошо, что хозяин твой был достаточно умен и не надеялся на твое почтение к нему. Он спрятал это кольцо для того, чтобы разжечь твое любопытство! Ты думаешь, я пришла сюда как сильфида, не слыша ударов кольца по кубку? Они открыли мне твое присутствие. Верно говорят, Равенстоун, что человеческое тщеславие — это ведьма, которая управляет его душой.
— Демон! Прекрасный демон! Когда коварный иезуит, направивший твою хитрость, перестанет нуждаться в тебе, он предаст тебя твоему хозяину, демону огня, и ничто не спасет тебя от его объятий!