— Ты никогда прямо не говоришь… Я понял. Ты — иезуит!
— Чего? Ты где таких слов-то понахватался?
— А ты думал, что ты один только книжки читаешь? А другие только и умеют, что топором бриться, да лаптем щи хлебать…
— Ну, почему же… Некоторые, особо одарённые личности, типа тебя, Лёха, умеют ещё и метко стрелять и строить из себя дурака.
Увернуться от прилетевшей подушки лёжа на кровати было сложно. Так что она влетела мне прямо в лицо. Я не расстроился. Положил себе под голову вторую подушку. Стало даже как-то мягче.
— Эй! Подушку верни!
— А вот хрен Вам, товарищ снайпер, по вашей наглой морде!
— Ах, так!
Кажется, что Лёшка стал нащупывать тапок…
— Стоп! — обозначил я окончание детских игр. — Завязывай!
Я встал с кровати и вернул брату подушку.
— А теперь попробуй мне рассказать, с чего ты вдруг стал заводиться, спорить и кидаться подушками?
— Да ты и сам тоже…
— В том-то и дело, Лёш. Вот идёт всё ровно, а потом вдруг раз, и начинается какой-то кипеш. Хочется дурачиться и кидаться подушками…
— Да. Ты прав. Тоже самое и я чувствую.
— Похоже, что это что-то гормональное. И нам с этим ещё предстоит бороться, чтобы не наделать делов.
— Не, я сам, когда был пацаном, тот ещё дурак был. Такое творил, что потом от стыда горел адским пламенем.
— Не ты один. Все через это прошли. Ну, или почти все. Может какие ботаники-заучки и проскочили мимо этот период, сдерживая себя.
— Предлагаешь вести себя, как тот ботаник, и сдерживать эмоции?
— А у тебя получится всё время держать себя в руках?