Мите стало страшно — пожалуй, даже страшнее, чем в те дни, когда умирала его мать. Все последние недели Хунсаг был его защитником, талисманом. Он будто взял юношу под свое мягкое крыло и опекал, требуя взамен лишь послушания. Да ему и требовать не надо было — все его задания Митенька выполнял с восторгом человека, предвкушающего чудо. Мальчик чувствовал себя учеником чародея.
Хунсаг научил его правильно дышать и тратить на засыпание меньше минуты и спать крепко (когда живешь на улице, очень важно высыпаться хорошо, иначе быстро потеряешь точку опоры и тебя сожрут). Часами они медитировали. Сначала Мите было скучно — от неподвижного сидения в одной позе затекали ноги, в голову лезли обрывки посторонних мыслей, хотелось размяться, сделать что-нибудь, закричать от раздражения. Но постепенно юноша научился входить в то особенное состояние, когда ничто не важно, кроме собственного тела. Он чувствовал, как бьется его сердце, чувствовал, как по венам и артериям текут реки крови, как воздух медленно наполняет расширяющиеся легкие. В те дни Митя впервые задумался о том, насколько совершенен человеческий организм, насколько все в нем взаимосвязано. И понял, почему Хунсаг называет тело человека храмом. А поэтому стал по-другому смотреть на людей, которые ежедневно и буднично оскверняли свой храм — вдыхали щекочущий нос табак, а то и кокаин, вливали в глотку литры огненной воды, закусывая пережаренным мясом.
— О мясе ты должен забыть, — строго сказал ему Хунсаг в самый же первый день, что они провели вместе. — Тот, кто ест грубую пищу, никогда не сможет подняться выше собственного сознания.
Еще Хунсаг учил мальчика выдерживать чужой взгляд, что давалось нежному Митеньке особенно трудно.
— Представь: я — пьяный солдат, который хочет отнять у тебя последнее… — С этими словами наставник надвигался на него, и Митя по инерции сконфуженно пятился. — Нет-нет, ты не отступать должен, а посмотреть на меня так, чтобы я сразу понял: если нарушу твои границы — умру.
Митенька честно тренировался, каждый день. Он подобрал где-то кусок угля, нарисовал на стене кособокую рожицу и смотрел на нее часами, стараясь, чтобы из глаз его струилась сама Тьма.
— Вера и намерение, — говорил Хунсаг, — невозможны без воли. Большинство из нас ломаются не на вере, а именно на воле. Воля — первооснова магии, хоть и не единственная ее составляющая. Коктейль «воля + интеллект» могут мир перевернуть. Я сделал одно странное наблюдение: среди людей, воля которых имеет весомую силу, мало интеллектуалов. Большинство известных мне интеллектуалов не могут преодолеть первый круг воли — круг еды. Даже не то чтобы не могут, просто не видят в этом смысла. Некоторые к самой категории воли относятся с необъяснимым снобизмом — наверное, в их картине мира совместимость интеллекта и воли — тоже редкое явление. Даже хрестоматийное схематичное разделение человека на «телесное» и «духовное» видится мне актом протеста интеллекта против воли. Играя одной волей, без включения интеллекта, можно обустроить себе уютный мирок — и это будет образцовое мещанское счастье. Интеллект тоже прекрасно существует вне воли — красиво рефлексирует, создает альтернативные миры, привлекает поклонников и слушателей. Первый круг воли — можно сказать, вступительный экзамен, — это тело. Тело необходимо поддерживать здоровой пищей и гармонично развивать. Оно должно быть гибким и послушным. Если взрослый человек не может даже подняться по лестнице без одышки, ни о какой магии намерения не может идти и речи. Если человек даже не умеет плавать, не способен обойтись день без пищи, не может сделать кувырок назад, встать на мостик, соединить руки за спиной, быстро освоить какие-то танцевальные движения, то ему следует отложить в сторону литературу о духовном поиске и заняться собой. Необходимо научиться слушать себя, управлять собою, воспринимать себя как часть целого, вводить себя в то или иное состояние. То есть освоить первый уровень, который почти в любом деле оказывается самым трудным и скучным.
Так в беседе и учебе проходили дни, недели. А ночи становились все холоднее, и вот однажды Хунсаг ушел утром со словами, что им надо найти дом. Вернулся он ближе к ночи, когда Митя уже едва не плакал от отчаяния.
— Идем, — сказал наставник. — Я все решил.
Митенька, конечно, заметил, что рукава его сорочки забрызганы кровью, но предпочел не спрашивать, в чем дело, хотя и подозревал худшее.
«Он спасает мне жизнь, причем бескорыстно, стало быть, не может быть злодеем, — еле слышно бормотал Митенька, плетясь за своим спасителем. — У него просто носом пошла кровь. Да, просто пошла кровь…»
Во флигельке, который они заняли, были не только печь с дровами, но и софа, и одеяла, и какая-то посуда, и даже подшивка журналов. Впервые за недели скитальчества Митенька уснул в мягкой постели, и впервые ему снились разноцветные сны в пастельных тонах. И впервые он проснулся с улыбкой, не сразу поняв, где находится.
Проснулся — и сразу встретил холодный взгляд Хунсага. Тот сидел на краешке софы и смотрел прямо на него.
Митенька неохотно стряхнул с себя остатки сна и рывком сел на кровати.
— Что-то случилось?
— Можно сказать и так, — помолчав, ответил Хунсаг. — Но сначала умойся, поешь.
Митя умыл лицо из ведра и под укоризненным взглядом наставника торопливо сгрыз яблоко, которое тот предложил. Хунсаг всегда говорил, что человек не должен есть быстро, как собака, если не хочет прийти к середине жизни насквозь прогнившим.
— Я решил, что теории с тебя хватит, — подождав, пока Митя допьет жидковатый несладкий чай, продолжил наставник. — Сегодня ты отправишься в город. Один.
— Что это значит? — растерялся Митенька, который после знакомства с Хунсагом почти не бывал на улицах. Учитель его настаивал, чтобы его юный друг и ученик много часов подряд тренировал «внутреннее зрение», а добывать хлеб и дрова — не его забота.
— То и значит. Я хочу, чтобы ты нашел того дворника… Как, говоришь, зовут ею?
ebooksa