Осторожно сказал:
– Так и ты женишься.
– Нет, братка, куда мне? Я перекати-поле. Нигде долго жить не могу, скучно становится. Дунет ветер, качусь дальше… Так и сдохну где-нибудь в чужом краю, от острой стали иль от хворобы. Туда мне, зряшному, и дорога. Только на тебя надежда. Не дай нашему роду пропасть. Сколько тебе? Двадцать?
– Двадцать второй уже.
– Пора, пора о жене думать. Свиристели наследник нужен.
Не знает, понял Ингварь.
Борис был сейчас не веселый и красивый, как всегда, а мятый, потерянный – и оттого вдруг родной.
Тронув брата за плечо, Ингварь тихо молвил:
– Думаю уже.
И всё рассказал. Про давнюю и безнадежную любовь, про чудо из чудес – Иринино согласие, про бессчастное сватовство. Только о своих опасениях не помянул: что и прежде, в единоличном княжении, он был жених незавидный, а теперь стал вовсе никакой.
Слушая, Борис оживленно кивал. Слезы высохли. Глаза заблестели.
– Ну, это дело мы быстро устроим, – сказал он уверенно. Подмигнул. – Не вешай носа, добудем твою ладушку. Положись, братка, на меня. Завтра же едем в Радомир. Я буду не я, если князь-Михайлу и его франкиню сушеную по-своему плясать не заставлю. Это-то я хорошо умею. Спи, Клюковка, утро вечера мудренее.
Ингварю впервые тогда подумалось: хорошо это, когда есть старший брат.
Про Каинову печать
«Делай всё, как скажу, – велел Борис, – и выйдет складно».
Должно быть, так же надежно и уверенно чувствовали себя воины, когда он водил их в поход или в бой. Сомневаться и тревожиться нечего – знай исполняй, что наказано.
Ингварь и не сомневался. Но тревожиться тревожился.
Брат оставил его в поле, не доезжая Радомира. «Побудь тут час-другой. Дай мне князя с княгиней размягчить. Увидят тебя – зубы ощерят. Дочка, поди, своими слезами и жалобами их сильно примучила. А на меня им что крыситься?»
Удумано было хорошо. Не может такого быть, чтобы Борис своими рассказами, своей белозубой улыбкой и лучезарной повадкой не расположил к себе Михаила Олеговича и даже злющую Марью Адальбертовну.
Время Ингварь умел считать, как все: по солнцу. Однако небо затянули серые тучи, и было не понять, когда кончатся два часа. Ему казалось, что миновала уже целая вечность, а сколько времени прошло на самом деле, неизвестно. От волнения на месте не стоялось, и князь натоптал по траве целую тропинку, ходя то вперед, то обратно.