Он взревел и спрыгнул прямо в кучу-малу.
Все скопище заколыхалось, попятилось к шесту. Звериные личины одна за другой падали.
Ингварь стоял, где велено, только вздел повыше белую ленту, да поворачивался во все стороны. Что было силы махал мечом, кричал:
– Вперед! Вперед!
Серебрёный шлем боярина сверкал на солнце, подбираясь всё ближе к белым конским хвостам. Вот шест покачнулся, начал падать. Выровнялся. Опять дрогнул.
Упал! Упал!
Хана было уже не видно. То ли вышибли из седла, то ли сам спрыгнул.
Откуда-то донесся топот, нестройный шум. Это наконец пошли в наступление забродцы, с двух сторон.
А серебрёный шлем пропал.
– Добрыня! Где ты?!
Ингварь спрыгнул с повозки, но убежал недалече. Снизу крепко обхватили за ногу. Колено пронзила острая боль. Кто-то впился в него зубами. Князь хотел ударить мечом, но вовремя увидел: свой. Ополченец с залитым кровью лицом вслепую рвал зубами мясо.
– Пусти!
Еле выдрался.
Куда бежать? В какую сторону? Все вокруг метались, орали, толкались.
– Князь, князь! Гляди! – кто-то тянул за руку, волок вперед. – Вон он! Убили!
Столпившись в тесный круг, дружинники кололи куда-то вниз копьями. Нога в зеленом сафьяновом сапоге с загнутым носком дергалась под ударами.
– Хана убили!
– Где Добрыня? – спросил Ингварь, отвернувшись.
Его повели еще куда-то.
Боярин лежал ничком, без шлема. На разрубленной шее, ниже затылка, пенилась темная кровь.