Я выхватила телефон. Оказалось, Дэн успел удалить сообщение, и я так и не узнала, что там хотел от меня Ник. Как же меня это разозлило!
Орла из горящего задымленного леса мигом перекинуло в холодную ледяную пустыню где-то в районе Северного полюса.
– Я запрещаю тебе реагировать на него. – Голосом, который не допускал возражений, сказал Смерч, совершенно неожиданным образом сжал мне оба запястья, наклонился и, удерживая руки, словно думая, поступать ли ему так или нет, медленно коснулся губами щеки, а потом решительно поцеловал, шепнув перед этим, что он обязательно мне все расскажет.
– Отстань, – попыталась вырваться я, ощущая то самое знакомое падение головой вниз. – Отпусти!
– Меняю поцелуй на правду, – прошептал Смерч.
Бедную птицу вновь вернули на прежнее место обитания – в любимые горы, простирающиеся над прекрасной зеленой солнечной равниной, в которых скоро обещали расцвести розы – в этом году в долине появился лучший в мире садовник.
Дэн долго, с упоением целовал Марию. Сначала она для порядка сопротивлялась ему, а потом попыталась взять инициативу в свои тонкие, но весьма сильные руки. Обычно Смерч позволял делать это своим девушкам, и ему даже нравилось это, но в этот раз он сам хотел быть лидером.
Маша от его настойчивости даже растерялась, она так и стояла, не двигаясь и не касаясь его. И тогда Дэнни, гладящий ее по спине и волосам, просто взял ее руку и положил себе на пояс, не отрываясь от губ своей, как он уже считал, девушки.
Ему хотелось, чтобы поцелуй был долгим, потому что он оттягивал разговор, но это оказалось совершенно невозможным. Все когда-нибудь имеет свойство заканчиваться.
Монстрик с удовольствием подбадривал бы хозяина, вскидывая вверх перепончатые крылья с воплями: «Сделай ее!», но неожиданно сам для себя был облит сверху мстительным орлом, держащим в крыльях ведро ледяной воды. После вероломного обливания он вдруг резко выгнулся дугой, заискрил солнечными лучами и трансформировался в прозрачную копию Дэна – Дэна, попавшего под дождь: грустного, усталого, в промокшей одежде и с мокрыми волосами, по которым на лицо и шею стекали холодные тяжелые капли. Его плечи едва заметно дрожали от холода и пронзительного ветра, надвигающегося откуда-то с востока, а почти белые, как бумага, ладони уже устали греть друг друга и безвольно опустились.
Этот прозрачный Денис подошел к такому же прозрачному страшному черному обрыву, где располагалось царство смерчей, и который в этом ирреальном мире начинался совсем недалеко от ног сердитой, как сотня пчел, Марии. Он, не мигая, уселся, едва касаясь ее, на колени, и протянул вперед пустую руку, на которую тотчас, не задумываясь, опустился застыдившийся орел. Птица, не совсем поняв, что произошло с ее приятелем, крепко, до крови, вцепилась в его руку. Кровь – тоже полупрозрачная, больше похожая на клубничный нектар, побежала по бледной коже парня, смешиваясь с дождем.
В мире Смерчинского в очередной раз шел дождь, который он так ненавидел и которого опасался.
Кисти рук настоящего Дениса начали мерзнуть – они всегда становились холодными, когда он нервничал. Он сомкнул горячие ладони Маши в своих пальцах, заряжаясь их теплом, – у Бурундука, которая, кстати говоря, в этот момент попыталась тяпнуть Дэна за язык, кожа была не в пример горячее. Как будто бы в ней бушевал настоящий пожар.
Через несколько минут парень усадил взбешенную девушку, у которой живописно размазалась вишневая помада по лицу, на лавку и сам сел рядом, не отпуская ее запястий. Маша сегодня вновь поразила его. Каким-то чудесным образом умудрилась перевоплотиться в стильную уверенную дамочку со слегка стервозным характером.
– Просто слушай меня, – тихо сказал он ей, наблюдая за детьми, веселящимися в фонтане и поднимающими тучу брызг. – Просто слушай. Ты хотела правду – вот она. Можешь не прощать.
– Давай, исповедуйся, – кивнула ему светловолосая девушка.
И по ее голосу Дэн тут же понял, что она беспокоится. Нет, правильнее сказать, боится. Девочка ведь влюблена в него – и он это чувствует. Он и сам определенно питает к ней светлые, яркие чувства. И это не просто желание – сначала Смерч и вовсе не видел в ней женщину, предпочитая замечать лишь как друга и забавного подростка, с которым можно повеселиться и с которым можно поприкалываться. Все пришло постепенно.
– Хорошо.
– И убери руки.
– Я боюсь их убирать.