«Никита, подожди, пожалуйста, подожди, не уезжай без меня», – взмолилась про себя Ника.
Она схватила барсетку и понеслась вниз по лестнице, даже не заперев дверь квартиры. Каждая новая ступенька все больше и больше обнадеживала Нику, словно по ним только что спускался не Ник, а царица царства сбывшихся надежд. Он не должен уехать. Она обязательно успеет.
«Подожди! Я сейчас!» Ника продолжала бежать по ступенькам вниз. Скорость ей придало внезапно наступившее чувство того, что если она сейчас догонит его, то случиться чудо для них обоих! Обязательно!
Ника вылетела из подъезда, и сумасшедший блеск в ее глазах мгновенно погас, как будто кто-то нажал в ее душе на кнопку «выкл.».
Никиты и черно-красного байка во дворе уже не было. Только где-то в отдалении слышался еще пару секунд звук мчащегося куда-то мотоцикла.
Она поняла, что не успела. И что чуда никакого не случиться. Скорее всего, он получит поддельные документы и уедет. Далеко. Может быть, даже в другую страну. И она никогда уже не увидит его.
Девушка тяжело опустилась на покосившуюся старенькую лавочку, притаившуюся между двумя тополями и окруженную тополиным пухом, похожим на искусственный снег из кинофильма. Не успела. Вот дура. Укроп уехал и не вернется. Да и кто она ему, чтобы он вернулся? Вот если бы она была той девчонкой с короткими волосами, Оленькой, Ник бы еще подумал, а так…
В барсетке Ника обнаружила кроме своего портрета совсем простую зажигалку и автоматическую ручку. Она не знала, что с вечера Никита переложил деньги и документы в карман пиджака.
Девушка, сидя уже на корточках, жгла пух вокруг себя – он мгновенно сгорал – и изредка вытирала слезы, катившиеся по щекам. Колье из белого золота жгло ей шею куда сильнее, чем огонь.
А Никита гнал вперед по дороге, сосредоточенно глядя по сторонам. Попасться в руки правоохранительных органов ему совершенно не улыбалось. Да, парню хотелось остаться – из-за Марта, из-за кучи незавершенных дел, из-за глупой Ники, в конце концов – кто будет учить ее манерам, если не он? Да и не нужно, чтобы вокруг нее крутились такие типы, как тот кудрявый фраер с реки, раздевающий ее глазами. Но нарушить слово, данное брату, Никита не мог.
Впервые в жизни он так волновался об Андрее, да и не только о нем одном. Он чувствовал себя братом потерявшего дружину раненого князя, скорбящему по этому горькому поводу, но получившему свободу от нелюбимого воинского ремесла. Ну почему так все вышло? Это что, тоже судьбе чертовой было удобно? Тоже ей? Ей что, удобно, чтобы он, Никита Кларский, всю жизнь страдал, так, что ли? Да что за дела, вашу мать!
Вскоре Ник уже был за городом и встретился с нужным человеком, а еще через пару часов в кармане его лежали новые документы на имя Филатова Игоря Владимировича. Ни на одном полицейском посту его не остановили, и парень беспрепятственно сделал все то, чему учил его Андрей. Март предусмотрел многое – в том числе несколько путей отступа. Для себя и для младшего брата. Деньги для Кларского тоже не были проблемой. Ему оставалось доехать до соседнего города и сесть на поезд, чтобы после прибыть в аэропорт и оказаться на борту международного авиарейса.
А расстроенная Ника, вцепившись в подушку и проплакав на диване, где совсем недавно лежал Ник, так и не нашла оставленный им на кухне листок, на котором были криво нарисованы угловатые мальчик и девочка – этакая карикатура на рисунок, сделанный девушкой на холодильнике в квартире Кларского. Ник начертил их за пару минут до того, как проснулась Ника, когда увидел собственные портреты, лежащие на полу. Перед тем как сложить их на столике, парень повертел их в руках, еще раз поняв, что Ника все же очень неплохо рисует, после погладил ее по волосам и нарисовал этот рисунок.
«
Петр галантно открыл дверь своего фиолетового авто перед Лидой, и она, поблагодарив молодого человека кивком, села на переднее сиденье. Он наклонился к ней и поцеловал в щеку, а после сам застегнул на девушке ремень безопасности и на удивление нежно улыбнулся. Правда, тут же послал свою нежность далеко к адовой всеобщей прабабушке и с самым независимым видом уселся за руль. Нежность с его лица пропала, вернее, тщательно замаскировалась в темно-синих глазах и для верности еще укрылась за густыми черными ресницами, как за шторками. По неизвестной причине и на зависть девушкам и женщинам у обоих кузенов Смерчинских ресницы были просто превосходные и отличались только цветом.
– Ты ведь сегодня свободна, – утвердительно сказал Петр.
– Скорее да, чем нет, – согласилась Лида.
– Поэтому мы с тобой съездим в одно местечко. Нет, бессовестно тебе лгу. В два, – сообщил девушке молодой человек.
– Да? – Лида улыбнулась ему. Ей безумно нравились его уверенность – и самоуверенность тоже, спокойствие и расчетливость, а еще – желание и умение быть лидером. Ей ведь как раз и нужен был сильный и смелый человек рядом, который мог взять ее за руку и вести вперед, принимая все удары на себя, а не подставляя под них ее. Нет, даже так – готового делить эти самые удары жизни вместе с ней. Ему половину и ей половину. Петр казался черноволосой девушке именно таким человеком, и тот факт, что он занимается какими-то нечистыми делишками, уже мало ее волновал, вернее, пугал. Потому что с некоторых пор Лида была уверена в Смерчинском – конечно, еще не так, как в самой себе или в своих родных, но знала, что когда-нибудь Петя станет ей одним из самых близких людей в мире. И этот процесс уже начался.
Именно сегодня Лида впервые побывала в доме Петра: она приехала к нему поздно вечером после совместной прогулки по засыпающему городу – она обожала гулять тогда, когда улицы погружались в темноту, плавно, одна за другой, включая освещение и неон. Перед тем как гулять по городу, взявшись за руки, они ужинали в очередном дорогом ресторане, где играла восхитительная юная скрипачка, чем-то неуловимо похожая на Ванессу Мэй, а после на час заехали в клуб «Алигьери» – Петру позвонил арт-директор и заявил, что его присутствие необходимо, чтобы разрешить какую-то проблему.