Повелитель крыс

Каменный грифон открыл пасть и бросил туда трупик крысы. Вроде бы никакой глотки у скульптуры и быть не могло, но тем не менее Фроствинг заглотал крысу целиком, после чего извлек на свет еще одну.

— У нее была подружка, — сообщил грифон, снова глянув на Григория. — Они вдвоем решили прокатиться вместе с вами, но мне почему-то показалось, что тебе и твоей дамочке хочется остаться наедине. Посмотри, как я добр, как деликатен, а ты до сих пор мне и спасибо не сказал! Стыдно, стыдно!

Вторая крыса последовала за первой в область небытия. Фроствинг сделал вид, будто утирает зубастую пасть. Покончив с послеобеденным туалетом, он смерил стоявшего перед ним человека взглядом с ног до головы.

Григорий отчаянно пытался придумать, как избавиться от грифона. Он стал беспечен. Его убаюкали маленькие успехи, достигнутые в деле отпугивания заклятого врага.

— Ты так далеко, дружочек! Почему бы тебе не подойти ко мне поближе?

Левая нога Николау против его воли приподнялась и сделала шаг вперед. За ней последовала правая. Он сопротивлялся, как мог, но, увы, как обычно, толку от его усилий не было никакого. Григорий мог лишь наблюдать за тем, как его обезволенное тело двигается к окутанному ночной тенью чудовищу, царственно восседающему на спинке дивана.

Фроствинг остановил его на расстоянии вытянутой руки. Все еще не в силах двигаться по собственной воле, Григорий не сумел воспротивиться и отстраниться, когда грифон протянул к нему лапу и когтем приподнял подбородок.

— Миленький, славненький Григорий! Тебе следует вести себя поосторожнее. Я так за тебя переживаю, ты же знаешь. На самом деле я все время думаю о тебе. Но порой мне кажется, что ты этого не ценишь. — Григорий молчал. Фроствинг вздохнул. — Ты просто не представляешь, как часто я возвращал тебя на путь истинный после того, как ты оступался. Ты понятия не имеешь о том, как долго я вел тебя сюда. А ведь мне от тебя нужна такая малость — совсем немножечко участия с твоей стороны, а ты и этого мне дать не согласен.

Когтистая лапа ухватила Григория за воротник. Страшилище тянуло его к себе, пока их лица чуть-чуть не сблизились окончательно. Уже не впервые испуганный Григорий обратил внимание на то, что никак не может рассмотреть глаза своего мучителя. Черные бездонные пропасти — и больше ничего.

— Позволь, я расскажу тебе одну историю…

Голос грифона терзал Григория столь же мучительно, сколь и само его присутствие. Когда Фроствинг принимался рассказывать истории, они всегда оказывались каким-то образом связаны с жизнью Николау… но ничего хорошего от этих рассказов ждать не приходилось. Мерзкий грифон добивался того, чтобы каждая из его повестей накрепко запечатлевалась в сознании жертвы, и старался, чтобы Григорий никогда не забывал услышанного.

— Жил-был один человек. Он страдал огромными амбициями, и эти амбиции превышали все допустимые пределы и были этому человеку совсем не по плечу, но он этого не видел. Он почитал себя воплощением власти над миром. — Грифон презрительно фыркнул. — Что бы он понимал во власти над миром, малявка! О да, он овладел кое-какими фокусами, сумел взрастить стайку проворных и смекалистых зверушек, но он жестоко ошибся, почитая свое положение выше положения удачливого дурня.

«Франтишек, — подумал Николау. — Он говорит о Франтишеке».

— Как вижу, тебе знакома эта история, — отметил крылатый демон. — Это славно, дорогуша Григорий, вот только я почти уверен, что ты не знаешь, как она заканчивается. Быть может, ты перепутал эту историю с другой… которая не так бесповоротно безнадежна. Прошу понять меня правильно, когда я утверждаю, что та история, которую я рассказываю тебе сейчас, совершенно безнадежна. В финальной сцене этот дурень гибнет и исчезает без следа, а вместе с ним — все те тупицы, что служили ему… о, а еще гибнет и тот человек, что был еще большим глупцом, ибо истина была ему открыта куда более явно, чем всем остальным, и все же он не видел опасности, пока она не поглотила его вместе со всеми остальными.

Фроствинг резко отпустил Григория, и тот с трудом удержался на ногах — он не сразу понял, что грифон снял с него обездвиживающее заклятие. Николау попятился на несколько шагов.

— Мораль сей истории достаточно проста, на мой взгляд, — продолжал разглагольствовать грифон. Он сложил крылья и протянул когтистую лапу к человеку. — Но на всякий случай, если ты вдруг ее не понял…

Сначала Григорий подумал, что грифон снова тянется к нему и хочет подтащить поближе к себе, но вскоре он понял, что лапа протянута не к нему, а дальше…

— Нет! — в отчаянии прокричал Николау, еще не успев обернуться. А когда обернулся, то увидел, что жуткой лапой грифон манит Терезу.

Она стояла на пороге спальни, опустив руки. Веки ее отяжелели от сладкого сна. Фигуру ее окружало сияние, и свет лился как бы изнутри нее. Тончайшая кружевная ночная рубашка почти не скрывала прекрасного тела. Григорий со все возрастающей тревогой следил за Терезой, а она шагнула к Фроствингу, словно ребенок к любимому отцу. Григорий бросился к ней, чтобы остановить, но как в том сне, где ему привиделся Мэтью Эмрих, рука его прошла сквозь тело Терезы.

А Тереза медленно приближалась к воссевшему на спинке дивана чудищу и наконец застыла рядом с ним, а потом повернулась лицом к Григорию. Фроствинг дружески обнял ее за плечо, затем позволил себе еще большую интимность — стал мять когтями ткань рубашки над грудью Терезы. Другой лапой он поглаживал щеку женщины.