Бремя защитника

Парк носился но городу, общался с моряками и судовладельцами, разнюхивал на рынках информацию с целью покупки более приемлемых по цене, но качественных деталей и узлов корабля. Мы же в это время выполняли его задания и поручения, не забывая при этом советоваться с Грачем. Все-таки одна голова хорошо, две лучше.

Управившись с днищем и трюмом, усталые и довольные мы встретили закат над заливом Четырех дев. Грач поселил нас у себя дома, а Сара заботливо приготовила нам ужин из жаренного на вертеле ягненка, куриных сердечек, запеченных с картошкой, сельдереем и шпинатом, свежих овощей и сыра, а также… тарелкой соленой селедки из Пардалиса. Ей закусывали красное терпкое, но очень приятное на вкус вино из подвалов Сары. Это был один из немногих вечеров, где я снова ощутил спокойствие и безмятежность теплой, приятной, дружеской обстановки.

На следующий день, только лишь хозяйские петухи устроили концерт баритонов, мы уже были на ногах и после короткого перекуса отправились доделывать свой круизный лайнер.

Со стапелей переместили пинас в док на воду. Там занялись осмотром всей палубы. Грот-мачта, единственная на корабле, оказалась в порядке, но и её основательно укрепили. Оснастили необходимым такелажем, который насобирали по складу "запчастей", да напопрошайничали в порту и на верфях.

Парусина, сослужившая нам добрую службу на воздушном шаре, вполне подошла нам для обустройства парусного хозяйства — грот-мачты и кливера. Ни времени ни денег на установку фок и бизань мачты не было, да и на столь маленьком суденышке они бы смотрелись лишними. Я придумал кое-что другое.

В соседней кузне я заказал шестиметровый металлический шест. Там же я попросил изготовить на нем восемь пар коленьев. Сделал отверстия в шпангоутах борта, примерно посредине, поставил в них баббитовые вкладыши (здешняя промышленность еще не знала подшипников) и установил шест. Теперь с двух сторон борта торчали два штыря, с предварительно вырезанными длинными шпоночными отверстиями.

Собственными усилиями на колеса от большой телеги, установили лопасти, получились два в рост человека гребные колеса. Их установили на эти штыри, сверху сделали плотную конструкцию из досок, чтобы не привлекать внимание посторонних диковинными деталями и скрывать колеса почти полностью.

Лопастное колесо примерно на четверть длины погружалось в воду и приводилось в движение педалями, расположенными на коленах шеста. Всего таких педалей было восемь — на каждого члена команды. Изготовили четыре удобных кресла с упорами, чтобы было комфортней крутить педали. Никакого передаточного механизма не было, крутящий момент сразу же передавался на гребное колесо. Грач задумчиво чесал голову при виде такой конструкции и скептически морщил гримасу.

— Повырывает все это у вас при первом же шторме, — задумчиво сказал он. — Год назад один чудик с подобной штуковиной уплыл — больше его не видели. Весла на колесо приделал и руками вращал вал. Похоже доплавался.

— Не бойся, Грач, этот движитель будет запасным.

Пинас хоть и был маленьким, но бойницы для восьми пушек имел — по четыре с разных бортов. Одну пушку без лафета мы откопали на кладбище, простите, складе "запчастей" Грача. Калибром 105 мм она была покрыта грязью. Предстояла серьезная работа по её реанимации и изготовлению лафета.

Вторую пушку, ничуть не в лучшем состоянии, что и первая, только с наличествующим лафетом и даже с целыми колесами удалось выменять на парусину у одного из торговцев, которой осталось больше половины после изготовления парусов. Ему для облегчения веса корабля нужно было избавится от тяжелого вооружения, чтобы забить трюмы до отвала. Жадность — вторая глупость.

Третью пушку пришлось купить на последние деньги в местном гарнизоне. Береговые батареи, укомплектованные всякими ленивыми и ушлыми проходимцами были рассадником коррупции. Здесь продавали всё, что плохо лежит. Поэтому пушки списывались с чрезвычайной быстротой. Один-два года и пушка выходила из строя, учитывая что Удакия почти никогда не подвергалась налетам. Солдаты откровенно просаживали местные оборонительные ресурсы в пьянках, оргиях и азартных играх. Новенькая, блестящая, пушка стала украшением нашей лодки. Картечь, ядра и книппели вместе с порохом добыли там же.

Все три пушки, начищенные до блеска, ввиду отсутствия средств для покупки вооружений, поставили на поворотные столы, которые, в свою очередь, устанавливались на деревянные рельсы. Это позволяло за считанные мгновенья переместить их с одной стороны палубы, на другую. Жесткости при стрельбе добавляли импровизированные сошки, а откатное устройство гасило импульс от выстрела.

В последний раз осмотрев весь пинас от бушприта до кормовых окон юта, мы стали загружать припасы. Грач подарил нам бочку вина из своих запасов и бочку свежей солонины. Закупили на оставшиеся в карманах немногочисленные скифаты мешок муки, картофель, оливковое масло, сыр и лимоны (привет цинге). Пресной воде уделили повышенное внимание, заполнив все имеющиеся емкости.

Грач призывал нас переночевать и отправится с утра свежими, но хотелось пока светло пройти залив Четырех дев и заночевать уже в море. Пока находились на берегу, еще раз обсудили с Парком, все ли мы взяли с собой. Много чего не удалось купить, но все это было не критично. Например, ручное стрелковое орудие не помешало бы каждому, а так на всех мы имели только одно ружьё. В провианте не помешало бы разнообразие. Парусину бы не следовало менять, а оставить в качестве "запаски". И прочее по мелочи добавило бы уверенности, но было не критично.

Сердечно попоращавшись с гостеприимным Грачом и его женой, мы отправились в плавание. В нормальном пинасе управлялась команда минимум в десяток матросов. Теперь же нам предстояло самим вчетвером разбираться со сложным хозяйством управления маленьким кораблем. Спускать-поднимать паруса мы приноровились вдвоём с Тором. Также на нас были возложены обязанности управлять всем такелажным устройством пинаса. Парк отвечал за управление и навигацию. Сэт — за кухню, порядок и административно-хозяйственную часть.

Носовая надстройка была отдана сладкой парочке в качестве жилья, а мы с Парком поселились в кормовом юте. Обе надстройки были настолько малы, что едва позволяли разместить там гамаки. Но капитанский письменный стол, шкаф для судового журнала и даже ковер над ним имелся.

При общей длине двадцать метров три из них отнимал бушприт. Омываемый волнами гальюн, был его частью. Носовая надстройка три метра, палуба — десять метров, кормовой ют — четыре. Максимальная ширина от борта до борта — пять метров. В принципе, неплохая яхта для нашего времени, особенно если к транцу прицепить три-четыре 250-и сильных мотора. Но что есть, то есть.

Парк аккуратно вывел нас фарватером, где было не протолкнуться от приплывающих и отплывающих в Удакию судов, из залива Четырех дев. Прибрежные батареи грозно смотрели на нас с двух сторон ощетинившись пушками, а я думал какая из них пойдет на продажу следующая. Когда совсем стемнело мы уже были в Халидском море и лишь маяк на мысе Стонов указывал направление на оставшуюся позади Удакию.