Цвет убегающей собаки

22
18
20
22
24
26
28
30

— Нет, — откликнулся я и запнулся.

События десяти недельной давности казались еще слишком близкими, слишком мучительными, чтобы вот так запросто пересказать их. Но то, что Игбар назвал меня по имени, обеспечивало… некоторое прикрытие.

— Какой-то сумасшедший, возглавляющий средневековую религиозную секту высоко в Пиренеях, запер Лукаса в камеру.

— Старушку-норушку, — вмешался Шон, возвращаясь на грешную землю из мира своей персональной грезы и передразнивая приятеля. — Сила, не каждому дано.

Игбар рыгнул. Я подозвал официанта.

— Что пить будете?

— Нет, нет, — запротестовал Игбар, — сегодня я угощаю. Бутылку кавы, — он повернулся к официанту, — и три бокала. И маслины. Побольше маслин.

Официант отошел и буквально через минуту вернулся с заказом.

— А что там с твоей красавицей спутницей? Ну, с той, что ты приводил к Алистеру? — продолжал допытываться Игбар. — Ее вместе с тобой заперли?

— Нет, в другую камеру поместили. Впрочем, какое-то время мы были вместе, но потом разошлись во взглядах на обстановку.

Я постепенно втягивался в игру.

Шон задумчиво посмотрел на меня, словно прикидывая, всерьез я или дурака валяю. В отличие от большинства из нас любое суждение в его глазах предполагало массу интерпретаций и возможностей. И каждую из них он рассматривал с предельным педантизмом. Страдающий хронической нерешительностью, принимающей, впрочем, и острые формы, Шон воспринимал жизнь как череду почти немыслимых положений, из которых практически нельзя найти выход, но можно отыскать временное убежище, пройдя мучительные стадии погружения в детали и подробности. В качестве отдохновения служит регулярное и беспорядочное приобщение к наркотикам и выпивке.

— Подробнее, пожалуйста, — попросил Шон.

— Не сейчас, — вздохнул я. — Как-нибудь в другой раз. У Лукаса есть ахиллесова пята, ему трудно вспоминать эту сагу.

— Но в Пиренеях-то ты был?

Я кивнул.

— И как же этим деятелям, ну, средневековым сектантам, удалось захватить тебя? — настаивал Шон, упершись локтями в стол и обхватив голову руками. Мои возражения он попросту отмел.

— Ну ладно. Дело было так. Однажды, проведя день на пляже в Ситжесе, где к ним пристала какая-то сумасшедшая, Нурия и Лукас вернулись вечером в ее квартиру — между прочим, она тут совсем рядом, за углом. Глубокой ночью из гардероба выскочили двое, один одноглазый гигант, настоящий циклоп, другой прокаженный, накачали их какой-то гадостью, связали, засунули в белый фургон без окон и отвезли в заброшенную деревушку неподалеку от Маунт Кади. Везли их в гробах.

— Дальше, — потребовал Игбар, растерянно помаргивая своими прозрачно-голубыми глазами. — Пока мало что понятно. Ты сказал — в гробах. Стало быть, гробы ждали вас в фургоне?

— Ну да. Гробы с просверленными отверстиями, чтобы дышать было можно.