Первое место в конкурсе поэтов заняла маленькая морщинистая леди по имени Хелен Троттер. Ее творение представляло собой, по существу, любовное письмо, первые строки которого были:
Я не безразлична ему,
И он мне дает понять почему.
А последние:
О, как приятно видеть мне улыбку его лица,
Нашего губернатора штата Джорджа Си Уоллиса.
— Кошмар, — прошептал отец.
Леди, Чарльз Дамаронд и Человек-Луна молчали: они не привыкли проявлять свои чувства на публике.
— Теперь, — объявила миссис Пратмор, — мы переходим к номинации «рассказ».
Мне нужна была пробка. Я хорошо это чувствовал.
— В этом году среди победителей есть самый юный за все время проведения конкурса, начиная с тысяча девятьсот пятьдесят пятого года. Мы столкнулись с некоторыми затруднениями, определяя, к какому разделу конкурса — эссе или рассказу — отнести сочинение этого автора, поскольку оно основано на реальных событиях, но в конце концов решили, что, создавая свое произведение, автор проявил достаточно воображения и фантазии, и отнесли его к рассказам. Поприветствуйте нашего призера в номинации «рассказ», занявшего третье место. Его произведение называется «Перед восходом солнца». Кори Маккенсон!
Миссис Пратмор первая захлопала в ладоши.
— Иди и покажи им, сынок, — сказал отец, и я, сам не знаю как, поднялся с места и побрел к сцене.
Подходя к подиуму, объятый смертельным ужасом, я услышал позади хихиканье Дэви Рэя и мягкий шлепок подзатыльника, которым наградил Дэви его отец. Мистер Дин передал мне мой рассказ, а миссис Пратмор опустила пониже микрофон, чтобы мне было удобно говорить в него. Я взглянул вниз на море лиц: казалось, они расплываются, превращаясь в одну общую массу глаз, носов и ртов. Внезапно меня пронзил ужас: застегнута ли у меня ширинка? Могу ли я проверить это прямо сейчас? Краем глаза я заметил фотографа из «Журнала» с массивным фотоаппаратом в руках. Мое сердце билось, как пойманная в силки птица. В животе что-то отчаянно урчало, к горлу подкатывалась тошнота, но я знал, что если меня сейчас вырвет, я уже никогда не смогу показаться на публике при свете дня. В зале кто-то кашлянул, кто-то прочистил горло. Все глаза были устремлены на меня. Листки с рассказом дрожали в моих руках.
— Ну, Кори, можно начинать, — подала за моей спиной голос миссис Пратмор.
Опустив глаза я отыскал заголовок и начал зачитывать его, но в моем горле, там, откуда выходят слова, казалось, застряло какое-то колючее яйцо. По краям поля моего зрения начала сгущаться тьма. Мне только не хватало упасть в обморок на глазах у всех этих людей! Нечего сказать: классная тогда получится фотография для первой страницы «Журнала»! Я лежу на полу с закатившимися глазами, а в распахнутой ширинке белеют мои трусы!
— Давай читай, Кори, но только не спеши, — сказала миссис Пратмор.
Чувствовалось, что она начинает нервничать.
Мои глаза, которые, казалось, вот-вот выскочат из орбит, оторвались от листка с рассказом и перескочили на аудиторию. Я видел Дэви Рэя, Бена и Джонни. Они больше не улыбались: это был дурной знак. Я увидел, как мистер Джордж Игерс смотрит на свои наручные часы, — еще один дурной знак. Я услышал, как какое-то злобное чудовище прошептало: «Он до смерти напуган, бедный мальчик».
Потом я увидел, как в самом конце зала со своего места поднялась Леди. Ее взгляд за тонкой пеленой вуали был спокоен и холоден, словно море в штиль. Ее подбородок слегка поднялся, и я угадал единственное слово, обращенное ко мне: «Смелее».