Люди и призраки

22
18
20
22
24
26
28
30

Ракета неслась все дальше вперед, а я лишь старался удержаться в седле своего взбесившегося коня. Скорость нарастала, так что ветер свистел в ушах. Я оглянулся через плечо: Гордо по-прежнему висел у меня на хвосте, подобно неотвратимому року.

Он был готов содрать с меня шкуру и не собирался останавливаться до тех пор, пока эта шкура не окажется в его руках.

На школьной площадке Гота с трудом поднялся, но, прежде чем ему удалось прицелиться и нанести новый удар, Джонни схватил его за колени и снова повалил на землю под восторженные крики зрителей. Дэви Рэй и Бен, потеряв меня, оглядывались по сторонам, но обнаружили лишь, что Ракета исчезла, а вместе с ней и черный велосипед Гордо.

— Вот это да! — только и мог сказать Бен.

Велосипед Гордо был очень быстрым: на нем можно было обогнать любой велик в Зефире. Но Ракета не была похожа на остальные велосипеды: она неслась с адской скоростью, и я с ужасом думал, что будет, если цепь соскочит со звездочки. Мы пролетели мимо человека, сгребавшего граблями палую листву со своей подъездной аллеи, пронеслись мимо двух женщин, беседовавших во дворе перед домом. Мне до смерти хотелось остановиться, но всякий раз, как я пытался надавить на тормоза, Ракета сердито шипела, отказываясь мне повиноваться. На следующем перекрестке я попытался свернуть направо, к дому, но Ракета хотела повернуть влево. Когда мой велосипед свернул за угол на бешеной скорости, я заорал от страха, потому что заднее колесо занесло, и я едва избежал катастрофы. Но Ракета снова неслась по мостовой, и ветер по-прежнему свистел в моих ушах.

— Чего ты добиваешься? — заорал я. — Куда ты меня везешь?

Увы, ответ мог быть только один: Ракета взбесилась.

Вновь оглянувшись, я убедился, что Гордо все еще держится у меня за спиной; он тяжело дышал, его лицо покрылось алыми пятнами.

— Лучше остановись! — заорал он мне в спину. — Я ведь все равно тебя поймаю!

Едва ли, пока Ракете по силам такая гонка. Каждый раз, когда я пытался заставить Ракету свернуть к дому, она отказывалась повиноваться. У моего велика было впереди собственное место назначения, и мне оставалось лишь отдаться на волю событий.

Бойцы, сражавшиеся в клубах пыли на школьном дворе, снова поднялись на ноги. Гота, не привыкший получать отпор, стал давать слабину: он бил наудачу, не целясь, и так устал, что шатался как пьяный. Джонни танцевал вокруг него, уклоняясь от ударов, заставляя Готу раз за разом промахиваться. Когда же Гота, взревев от ярости, бросился на него, невысокий Джонни ловко уклонился, так что Гота, споткнувшись, упал головой вперед, ободрав до крови о каменистую землю свой и без того покрытый синяками подбородок. Гота нашел в себе силы подняться и вновь бросился в атаку, но Джонни увернулся, поворачиваясь на своих косолапых ногах с такой ловкостью, словно то были копыта Пана[3].

— Стой на месте! — заорал Гота, ловя ртом воздух. — Стой на месте, негритянский ублюдок!

Грудь Готы вздымалась, его щеки были красными, как говядина.

— Хорошо, — кивнул Джонни, у которого текла кровь из носа, а на скуле зияла здоровенная ссадина. — Давай, иди сюда.

Гота пошел в атаку, Джонни сделал ложный выпад влево. Дэви Рэй рассказывал потом, что смотреть на это было все равно что воочию видеть в бою самого Кассиуса Клея. Гота поддался на обман, и Джонни вложил всю оставшуюся силу в прямой удар в подбородок противника, отчего голова Готы резко дернулась. В тот миг, по словам Бена, глаза Готы закатились, так что были видны только белки. Но у Джонни оставался для Готы еще один удар грома: шагнув вперед, Джонни так врезал Готе по зубам, что все услышали, как костяшки пальцев Джонни щелкнули, как пистолетные выстрелы.

Гота не издал ни звука. Даже не всхлипнул.

Просто упал на землю, как большое подрубленное дерево.

Так он и лежал, весь перемазанный кровью. Один из передних зубов выскользнул из его губ, после чего в тяжкой, гнетущей тишине Гота затрясся и зарыдал.

Никто не предложил ему помощь. Кто-то засмеялся, кто-то презрительно фыркнул:

— Рева-корова, иди плакаться домой к мамочке!