Кристиан смотрел на него иронично, похоже он уже что-то для себя решил и полагал, что понимает все лучше, чем существо, явившееся из другого мира, и которое, к тому же, вообще не человек.
— Ты думаешь, что я вас не понимаю, — сказал ему Тиалон, с грустной улыбкой, — Я понимаю, Кристиан. Меня всегда интересовали смертные. Я навещал ваш мир. Когда-то я любил смертную деву. Изольда была храброй и благородной, а как тепло светился огонь ее души, — так же как у тебя… Я женился на ней и остался с ней. У нас родились четыре сына и две дочери. Мы были счастливы. Я был в числе воинов-добровольцев, которые под знаменами короля Артура вступили в битву с армией Мордреда. Мои сыновья к тому времени повзрослели достаточно, чтобы тоже сражаться. Младшему было четырнадцать… Все они погибли. И когда Мордред был сражен, когда смертельно раненого Артура забрали на Авалон, когда остальные сидхэ ушли, я остался… Не мог покинуть Изольду в ее горе. Я мог бы построить ситхен, где моя жена и дочери жили бы со мной долго, и их не касалось бы разрушительное время, но Изольда не хотела. Она считала, что девочки должны жить… Прожить свою жизнь как следует. Найти мужей. Моя старшая дочь не нашла мужа: она стала монахиней. А младшая вышла замуж и была счастлива. Когда Изольда умерла — в глубокой старости, ведь я мог своей магией защищать ее от болезней, — я похоронил ее и тогда вернулся на Авалон. Но и после этого следил через волшебное зеркало за своими потомками. А когда мой род оборвался, это случилось в четырнадцатом столетье с прихода в мир Бога Людей, я продолжал следить — просто за смертными. Я понял, что люблю людей.
— За что?
— За то, как ярко они умеют жить. За их беспечность и мудрость, за умение выжить там, где никто другой не смог бы. За то, что они легко могут отдать все во имя чего-то бессмысленного и непонятного, но очень важного в какой-то момент.
— Почему же ты не остался жить в нашем мире навсегда?
— Мне здесь трудно. Слишком много жестокости и боли. Какое-то время, недолго, как с Изольдой, всего восемьдесят семь лет — я смог прожить. Но еще дольше… Я чувствую зло и боль, терзающие этот мир, и мне самому больно.
— Ты жил с женой восемьдесят семь лет?! — восхитился Кристиан.
— Да.
— Она в конце была уже совсем старой, да? Извини, наверное, это грубо, но…
— Не страшно. Я знаю, для людей это важно… Внешнее. Но я не человек. Я видел ее душу. Она по-прежнему сияла. Смерть сыновей оставила на ней шрамы. Но она сияла, несмотря на боль.
— И больше ты никогда не любил?
— Нет. Мы любим только один раз.
— Надо же, прямо как у Толкина.
— Ты уже второй раз упоминаешь… Толкина. Что это такое?
— Фамилия писателя. Он написал очень знаменитую книгу про эльфов. «Властелин колец». И фильм еще есть хороший по этой книге, даже лучше, чем книга. То есть… Ты знаешь, что такое кино?
— Очень приблизительно.
— Я свожу тебя в кино! «Властелин колец» на большом экране уже не идет. Но я тебе его покажу с диска, а в кино посмотрим что-нибудь другое. Выберу что-нибудь покруче, зрелищное…
— Так этот Толкин написал про сидхэ? Про то, что мы любим всего один раз? — улыбнулся Тиалон.
— Не совсем про сидхэ, но вы похожи на эльфов в его книге. Ты на Леголаса похож. Он тоже был такой… Терпимо относился к людям и даже с гномом дружил. А про любовь там совсем немного, но есть. Про то, как печально для эльфийки полюбить смертного. У него в основном эльфийки в смертных влюбляются. И избирают путь смертных. То есть, отказываются от бессмертия.
— Прекрасная выдумка. Но если бы это было возможно… Отказаться от бессмертия…