Красные Колпаки когда-то осаждали стены Яблоневого Приюта. И тогда Ортанс тоже думала, что все кончено и все погибнут. И на помощь пришел вампир…
— Мишель, мне нужно обратиться к принцу Парижа, — прошептала Ортанс охрипшим от слез голосом.
— Ты думаешь, упыри могут справиться с фоморами?
Конечно, Мишель тоже видел этот сон и знал, чего ожидать.
— Я не знаю, — вздохнула Ортанс. — Но надо их хотя бы предупредить. И… возможно… они в большей степени принадлежат этому миру… Я не знаю. Но вдруг они что-то смогут?
…Когда-то, бесконечно давно, эту землю населяли фоморы: чудовищные и могущественные существа, внешне ужасные настолько, что разум не только человека, но даже высшего фэйри не всегда мог выдержать одно лишь лицезрение этих тварей… Были ли они изначальными хозяевами или явились из мира иного, и уничтожили тех, кто жил здесь до них, — никто не знал. Животные и деревья хранили молчание об этом: так велик был их ужас перед фоморами. Известно лишь, что пробыли фоморы в этом мире недолго и не успели уничтожить все живое, превратив планету в иссушенную пустыню.
Когда с заокраинного Запада пришли фэйри, желавшие расширить пространство своего мира, сильнейшие из них — сидхэ и гоблины — бились с фоморами и сокрушили их.
Сидхэ и гоблины издревле воюют между собой. Воевали они в своем мире и воевали после поражения фоморов… Но ради битвы с общим врагом они объединились.
И фоморов низвергли в бездну, находящуюся вне пределов этого мира и иных обитаемых миров.
И пути в эту бездну закрыли восьмью вратами.
Заточение фоморов было задачей едва ли не более трудной, чем победа над ними. Год трудились величайшие маги и мастера, создавая врата и ключи, сплетая заклинания. Только в те дни, когда истончаются границы между мирами, можно было замыкать ворота. А между этими днями воины сидхэ и гоблинов день и ночь бились у края бездны, чтобы не пустить фоморов обратно в этот мир, где осталось столько сладкой добычи для них…
Первые, малые врата, закрыли на Самайн, и хотя через эти врата могли прорваться лишь самые слабые и мелкие из фоморов, все же труднее всего замкнуть было первые. Но магия сработала и дальше было легче: на Йоль, на Имблок, на Остару, на Бельтайн, на Литу, на Ламмас замыкались врата, и последние — великие — сомкнулись на Мабон.
Теперь кто-то начал обратный отсчет.
Сегодня ночь Самайна. Он отворил малые врата.
Возможно, если остановить его прежде, чем он отворит остальные, малые врата еще можно закрыть…
Не стоит отчаиваться. Падре Лазар всегда говорил: отчаяние — самый страшный грех. Отчаянием ты показываешь свое неверие. Падре Лазар верил в силу Нового Бога. И верил в магию своей веры. Хотя он не любил, когда Ортанс называла это магией.
— Держись рядом со мной. Молчи. И не бойся. Хотя бы не показывай им, что ты их боишься, — сказал падре Лазар. — Мы выглядим, как люди, но все же необычно. Они ничего не поймут, но ты почувствуешь их настороженность. Но не бойся. Они не знают. В этой деревне нет тех, кто мог бы понять…
Ортанс кивнула.
Они действительно выглядели необычно: молодой и очень красивый священник, юная и очень красивая монахиня. Юные и красивые монахини иногда встречаются, молодые и красивые священники встречаются реже, но вдвоем они уж слишком бросались в глаза. Все встречные аж шеи выворачивали, разглядывая их. Гламор — магия фэйри — могли приглушить нечеловеческое сияние глаз, волос и кожи, но совсем скрыть красоту они не могли…
Падре Лазар и Ортанс были не чистокровными фэйри, а полукровками. Детьми от союза смертного и фэйри. В их случае фэйри принадлежал к самому могущественному волшебному народу: и у Лазара, и у Ортанс отцы были сидхэ. От сидхэ они получили свою фантастическую красоту, свою силу и способности к магии. Но человеческая часть существа приглушала и растворяла магию, и у них не хватало сил на полноценный гламор.
ebooksa