А еще меня от подобных переживаний замутило так, что я, не раздумывая, рванула по маршруту Олеси, на ходу срывая поврежденную перчатку. Бросила ее в кровавую жижу под ногами, затем непостижимым образом ухитрилась стряхнуть вторую, продолжая при этом таращиться на руку. Вроде бы не зацепило, ни малейшей ранки не видно, и кожа чистая, но меня почему-то продолжало колотить от жути.
Добравшись до относительно чистого асфальта, я тут же позабыла про тошноту, стянула противогаз, затем, сама не знаю почему, начала суетливо бороться с завязками. Хотя почему не знаю? Знаю прекрасно.
Мне нужно избавиться от всего этого. Избавиться как можно быстрее. Здесь все невыносимо грязное, я больше не могу это носить.
Верх ненавистного костюма отлетел в сторону, затем чуть ли не прыжком выбралась из широких штанов и с наслаждением ощутила, как ноги начал ласкать упоительно прохладный ветерок.
И тут же ухитрилась пораниться по-настоящему, наступив на еще один острый осколок. Их тут много валяется, они разлетелись далеко от бойни, в которую превратился дальний отрезок дороги.
Что я вообще делаю?! Зачем сняла защитный костюм?! Почему осталась без противогаза?! Боже, как же невыносимо здесь воняет, меня сейчас точно стошнит.
– Азовская, ты чего? – громко спросила Берта, стоявшая шагах в двадцати от меня.
– Я повредила перчатку, – сумела кое-как ответить не своим голосом, стараясь не оборачиваться на смрадную реку из растерзанных тел.
– Руку не задело?
– Нет.
– Ты зачем сняла костюм?
– Я… Я не знаю. Само получилось. Я на осколок наступила, ступню поранила.
– Еще бы не поранила, босой носишься. Вот зачем было разуваться? Ты представляешь, что это за осколки? Думаешь, они чистые?
– Вы о чем? Что значит чистые?
– Дуреха, сама-то как думаешь? Представь, через скольких мертвяков они должны были пролететь, прежде чем оказаться на асфальте.
Подумав о том, что осколок, прежде чем встретиться с моей ступней, мог пронзить насквозь нескольких зараженных, намотав на себя смрадные частички их грязных внутренностей, мне стало так дурно, что я едва не присела на подогнувшихся ногах.
Очевидно, мое состояние было столь красноречивым, что грубоватая Берта заговорила несвойственным для нее, смягчившимся голосом:
– Ладно, сходи к автобусу и надень другой костюм, этот слишком грязный. И отдышись по пути хоть немного. Только надолго не пропадай, работы еще много, ты нам нужна.
Отвернувшись от меня, Берта вскинула карабин, наводя его на очередного зашевелившегося зараженного. Но стрелять не стала, судя по характерному звуку удара по черепу – стучалки вновь оказались на высоте.
А я развернулась спиной к бойне, медленно, стараясь растягивать каждый шаг, направилась в сторону перекрестка. Там за стеной скрывается автобус, в нем я постараюсь как можно неторопливее переодеться. И пусть только попробуют заставить меня действовать быстрее, ведь здесь нельзя торопиться, на асфальте слишком много острых осколков, об один я уже поранилась.