Все эти мысли пронеслись в голове за неполную секунду, причем я провела ее не в неподвижных размышлениях, а поднимая руку и прицеливаясь.
Мертвяк подобрался перед прыжком, и в тот же миг я выстрелила.
В колено.
Оно для них не настолько важно, как череп или грудина, так что во вторую очередь укрепляется, а то и в третью.
Зараженный еще падал с высоты стены, а я уже мчалась в сторону перекрестка. Не знаю, насколько сильно ему досталось, но даже в самом худшем случае это хоть немного должно снизить его нечеловеческую прыть.
А в лучшем – полностью вывести конечность из строя. И пусть ползет за мной сколько угодно, мне даже бегать от него не придется.
Но сейчас я бежала так, как никогда в жизни не бегала. И не оглядывалась, несмотря на сильнейшее желание это сделать, ведь в таком случае потеряю бесценное время. Пусть чуть-чуть, всего лишь миг, но за это можно расплатиться жизнью.
Потому бежать, бежать и бежать. Там, на перекрестке, можно разглядеть несколько человек. Они смотрят в нашу сторону, они все понимают, они помогут. До них осталось всего ничего, я так резво разогналась, что уже половину пути преодолела.
А это еще что такое? На перекресток медленно въезжает очередное творение западных механиков – бронированная машина с открытым кузовом, сверху его прикрывает хлипкий с виду каркас из тонких стальных прутьев. За бортиком установлен пулемет, и сейчас он развернут в мою сторону.
А за пулеметом стоит знакомый мне человек. Тот самый, чернявый, его зовут Царем. Я с ним никогда не общалась, но уверена, что он относится ко мне не слишком хорошо. Судя по отдельным взглядам, там все сложно. Этот западник почему-то меня ненавидит, но его ненависть какая-то непонятная, она будто не на меня обращена, а на что-то, связанное со мной.
И к ненависти привязано необъяснимое опасение, а может, даже что-то большее. И, вот уж странно, – ревностью отдает. Не спрашивайте, как возможно такое нелепое сочетание, но все именно так. Сама не знаю, каким образом смогла это определить, всего-то поймав парочку мимолетных взглядов, но почти уверена, что права во всем.
Одно не могу понять – чего в нем больше. Если ненависти, я крупно влипла, потому что пулемет сейчас смотрит прямо на меня. Достаточно выпустить короткую очередь, и на этом все закончится – объект ненависти перестанет существовать.
– Элли! – завопила Рината, отбрасывая противогаз.
Стоявшая возле нее Олеся ничего не пыталась сказать, но даже с расстояния в сотню шагов я видела, что лицо ее белее мела.
Они видят то, чего не вижу я.
И что же?
Что-что… Наступающего мне на пятки мертвяка, неистово мечтающего жестоко отомстить за поврежденную ножку. То, что он до сих пор меня не догнал, говорит о том, что я попала удачно. Но, судя по реакции людей на перекрестке, рана не настолько серьезная, далеко оторваться не получилось.
Монстр рядом, он сейчас прямо за моей спиной. Дышит мне в затылок, я отчетливо слышу его отрывистое урчание, кошмарные звуки не может заглушить ни рев исполинского пожара, ни свист ветра, ни автоматная стрельба, доносящаяся из-за распределительного центра.
Но я по-прежнему не оглядываюсь. Я уставилась на пулемет в кузове бронемашины и, несмотря на не такое уж маленькое расстояние, легко разглядела пятнышко мглы, из которой вот-вот может вылететь пламя, выталкивающее тяжелые пули.
Выстрел раздался, когда до перекрестка оставалось не больше пятидесяти шагов. Пулемет так и не подал голос, это поработало что-то другое.